Двадцать первого августа девяносто седьмого года умер Юрий Никулин.

С тех пор сидит он, бронзовый, в клоунском костюме, на Новодевичьем кладбище, между памятниками Борису Брунову и Галине Улановой. Сидит и ку­рит. У ног – пес Федор.

Помню тот телефонный разговор в середине августа. Я только что приехал из Артека, с кинофестиваля, привез Юре приветы и артековские газеты с результатами конкурса «Мой любимый актер». Каждый артековец должен был назвать имя своего любимого артиста. Нашего или зарубежного. Юрик победил! С большим отрывом! Он очень радовался. Смеялся, что обошел Шварценеггера.

Он собирался в больницу. Сказал, на пустяковую операцию. Договорились встретиться через неделю...

После похорон разложил я перед собой его книги. Их пять. Стал читать дарственные надписи и заметил то, чего раньше не замечал.

Но об этом – как-нибудь в другой раз. Пока – про надписи и, ради никулинской неповторимости, по одному коротенькому анекдоту из каждой книги.

Книга «Почти серьезно...», 1979 год. Надпись почти юбилейная.

Анекдот.

– Доктор, вы удаляете зубы без боли?

– Не всегда. На днях я чуть было не вывихнул себе руку.

Книга «200 анекдотов от Никулина», 1991 год. Надпись хохмаческая.

Анекдот.

Муж приносит домой получку. Жена ругается, что так мало. Кидает в него тарелку, потом кастрюлю. Он залезает под кровать. Жена хватает метлу, кричит:

– Вылезай!

– Не вылезу!

– Вылезай!

– Я хозяин дома! Сказал – не вылезу, и все!

Книга «999 анекдотов от Никулина», 1994 год. Надпись добрая, нежная.

Анекдот.

Индеец приходит в мэрию и говорит:

– Я хотел бы сменить имя.

– Пожалуйста. Как вас зовут сейчас?

– В переводе это звучит так: «Большой паровоз, который мчится по лесу и гудит».

– А какое имя вы хотели бы получить?

– «У-у-у-у-у»!

Книга «Криминальные анекдоты от Ю. В. Никулина», 1996 год. Надпись – как на фотке интеллигента из Бутырки.

Анекдот. 

В зале суда:

– Знаете ли вы, что можно получить за дачу ложных показаний?

– Знаю. Мне обещали «Жигули».

Книга «Анекдоты от Никулина», 1997 год. Последняя. О надписи – особый разговор. 

А анекдот такой.

Сидит обезьяна и стучит по ядерной боеголовке зубилом.

Прохожий говорит:

– Дура! Она же сейчас взорвется!

– А у меня другая есть. 

Я любил приходить к Юре в цирк. Часто просто так, повидаться. 

Приоткрывал директорскую дверь.

– Вы из Североморска? – спрашивал Никулин.

– Из Армавира,– уточнял я.

– Бетономешалка на ходу?

– Это – к Ефим Захарычу. 

Или:

– Вы из Вышнего Волочка?

– Из Нижнего Тагила.

– Что грузим? Аспирин или поливитамины?

– Это – к Ефим Захарычу.

Так без конца. От многолетних повторов было смешно.

Часами я сидел в никулинском кабинете в сторонке, пил кофе, смотрел, как он работает. Такое нигде не увидишь. Здесь не было неразрешимых проблем. Были юмор и мудрость.

Помню, ворвался к Никулину немолодой, крикливый жонглер:

– Что за жизнь пошла?! За все плати! Сотня – туда, сотня – сюда!..

– Рассказать тебе кооперативный анекдот? – тихо спросил директор.

– Расскажи.

– Плати десятку!..

На этот раз я приехал за новой книгой. Приоткрыл дверь кабинета. Никакого вопроса: ни Уфы, ни Сыктывкара, ни Ефим Захарыча.

– Будешь читать в троллейбусе! – Юрик вручил мне книгу. Уже надписанную.

Читал, еще раз читал. Не только в троллейбусе. И книгу, и надпись. Но только сейчас ошарашило. Когда прочитал все надписи подряд. Ведь это – предчувствие, прощание: «На память о нашей многолетней дружбе». Таких слов он никогда не писал...

Книга подарена 17 июня 1997 года. Через два месяца и четыре дня, 21 августа 1997 года, Юра умер.

Господи, как его не хватает!

Долго думал: стоит ли такое печатать? Делиться самым сокровенным? Не сочтут ли это хвастовством? Вот, мол, с каким замечательным человеком он дружил и какой поэтому сам замечательный.

Но я ведь не хвастаюсь тем, что я – Исаак. Как Бабель. Как Дунаевский. И Ньютон – тоже! Что мгновенно могу переворачивать слова: «индюк» – «кюдни», «барабан» – «набараб», «резолюция» – «яицюлозер». Что знаю по-китайски «спасибо» и «я люблю рис»...

Я не хвастаюсь.

Я горжусь дружбой с удивительным, талантливым, теплым человеком. Мне повезло. Я делюсь своим везением.

Хочется верить в «ту» жизнь. Конечно, Юрик там, наверху. Потягивает нектар, наслаждается вечной жизнью. Там не убиваются по близким, по тем, что на Земле. Знают – встреча впереди. С улыбкой следят за нами. По возможности помогают.

Хорошо бы распределили туда. Если нет, попрошу пропуск. Пусть временный. Встретимся, наговоримся, насмеемся. Говорят, возобновляются экскурсии на Землю. Можно слетать на годик. Конечно, в другом обличье.

С путевками наверняка будет сложно. Желающих миллионы. Набросятся, расхватают для себя и близких.

Приснилось, что останутся «горящие»: страховой агент – в Мюнхен, офтальмолог – в Якутию, сверчок – в Гомель, охранник частной фирмы – в Тверь, учительница – в Непал, кенгуру – в Австралию, под Канберру, спасатель – на озеро Селигер... 

Все равно полетим! Юрик – в Тверь, я – на Селигер. А там разберемся. Приедем в Москву, понаблюдаем – и обратно. Усядемся поудобней на ветвях в райских кущах, Юрик возьмет лютню и запоет:

По тундре, по железной дороге,

Где мчится скорый Воркута – Ленинград...

«Как жаль, что в рай приходится ехать на катафалке!» – написал юморист Станислав Ежи Лец.

Юра его очень любил.