«Фонтан» №104 (307) – июнь 2023

Воспоминание о счастливом июне

Это случилось ровно 10 лет назад. В программу Миссии народной дипломатии «Все едут в Ереван», которую придумал и с блеском осуществил наш эстонский друг Меэйлис Кубитс (мы уже писали о нем в «Фонтане»), был включен и концерт «Новый одесский юмор». И участвовали в нем, как вы наверно уже догадались, авторы «Фонтана». А именно Марианна Гончарова, Борис Бурда и Роман Карцев. Ваш же покорный слуга, кроме чтения своих (и не только) текстов, взял на себя еще и весьма легкую и приятную (тем более при таких участниках!) миссию ведущего. И хотя концерт был объявлен всего лишь за неделю до условленной даты, ереванский театр им. Сундукяна, был полон. Как, впрочем, полны были и все залы, где проходили встречи и концерты, спектакли и презентации, пресс-конференции и круглые столы, а тем более – многочисленные застолья, указанные и не указанные в программе Миссии. К которым (я имею в виду прежде всего застолья) мы оказались вполне подготовленными. Согласитесь, когда между вторым и третьим, ну в крайнем случае седьмым и восьмым тостами из уст гостя вдруг начинают звучать строки замечательного, влюбленного в Армению поэта Александра Гитовича – 

Пиры – это битвы. Заране
Был час испытанья суров.
Меня проверяли армяне
Пригоден ли я для пиров.

И вот на воскресном базаре
Я принял, как первый удар,
Стакан ледяного маджари
И красного перца пожар…

– то этот самый гость и все его сопровождающие начинают чувствовать себя за столом гораздо более уверенно и раскованно… Причем, что приятно, стихи эти не были специально выучены накануне приезда, а просто всплыли в памяти, широко отворенной к этому моменту прекрасным армянским коньяком «Ах-Тамар».

Вполне подготовленной к встречам с нами оказалась и прекрасная армянская публика. Честно говоря, я давно не видел такого количества собравшихся вместе интеллигентных людей! Было впечатление, что мы попали в какую-то отдельную цивилизацию, которой в отличие от многих других удалось как-то сохраниться. Слышали бы вы, интонацию, с которой М.М. Жванецкий, приехавший в Ереван после 25-летнего перерыва, раз за разом на сцене повторял: «Как я счастлив, что я в Ереване!». Практически каждая его фраза сопровождалась не только смехом, но и аплодисментами. А мы, сидящие в зале поражались тому, как публика восторженно реагировала на произносимые по-русски тончайшие шутки, тут же горячо обсуждая их с соседями по-армянски.

Но вернемся к авторам «Фонтана». Нам – уже в разных составах – повезло выступить и в Российско-армянском университете и в старейшей детской библиотеке Еревана им. Ханко Апера. Здесь к Марианне Гончаровой присоединились и другие наши авторы: совсем новая – Наринэ Абгарян (см. «Фонтан» №№187,188) и наши столь же давние, сколь и любимые Сергей Махотин и Михаил Яснов. (Да, вы правы, дорогие читатели: и здесь в меру назойливая и без меры приятная функция ведущего опять досталась автору этих строк).

Об успехе наших выступлений говорить не совсем ловко, но вот о том, что по ходу их мы дарили зрителям и хозяевам свои книги, сказать следует. Вы только представьте себе: далеко-далеко, за высокими хребтами Кавказа кто-то открывает сейчас книги Марианны Гончаровой, Наринэ Абгарян (впрочем, ее книги уже давно там читают), Романа Карцева, Бориса Бурды, Михаила Яснова, Сергея Махотина, меня грешного. Чудеса, правда?.. Но, что не менее важно – и в университете, и в детской библиотеке мы оставили в подарок несколько десятков разных номеров «Фонтана»… И теперь, уверен, у нас появятся постоянные читатели и в прекрасной Армении…

Крутые мысли

Леонардо Шнапер

Знаете ли вы, что ходил некогда по Одессе невезучий биндюжник по имени Шлема Мазл, от которого шарахались не только девушки, но и лошади. Поэтому он не мог ни жениться, ни работать. Отсюда и пошло слово «шлемазл» – что значит, неудачник или несчастье.

А по Жмеринке ходили Моня Шикер и Коля Дрободан, но их никогда не видели трезвыми. С тех пор пьяный в дрободан еврей-шикер – большая редкость, которая нет-нет, да и встречается в порядочной семье.

А по Бердичеву в рваных обносках ходил разгильдяй по фамилии Шлепер, и когда мои родители собирались в гости, мама говорила папе: «Фима, не будь шлепером – надень галстук!»

Вот так вошли в обиход три негативных слова на букву «ш»: шлемазл, шикер и шлепер.

А я предлагаю новое слово – «шнапер»! Но позитивное! В честь Гриши Шнапера. А что оно будет означать – давайте решим вместе.

Из любой, даже самой грустной ситуации желательно извлекать пользу. В Германии я извлек целых три пользы: выучил немецкий, поменял свой старый тазобедренный сустав на новый и встретил в Штутгарте Гришу Шнапера.

– Вы же беженцы, так у вас наверняка нет тостера, – сказал Гриша. – Я принес вам тостер! Он не работал, так я его починил.

Тостер к тому времени у нас как раз был, но у меня не хватило духу отказаться. Первый «Мерседес-Бенц» появился на свет в Штутгарте в конце 19 века. Возраст Гришиного тостера трудно было определить, но мне показалось, что он старше. Кстати, Бенц – это тоже фамилия, а тостер – нет. Обидно – хорошее слово для фамилии пропадает.

Но Гришу можно понять. Во-первых, он искренне хотел сделать добро, а, во-вторых, в Германии так серьезно относятся к утилизации отходов, что многое легче подарить, чем выбросить. 

– Сейчас я покажу тебе, как он работает, – начал Шнапер. – Ты опускаешь хлеб, нажимаешь на рычаг, так тостер включается и греет.

– Гриша, я видел тостеры.

– Не спеши, такого тостера ты не видел, тут есть одна хитрость, – продолжил Гриша, – на рычажок я приспособил резинку. Потому что в нижнем положении он не держится и его надо закрепить резинкой. А когда хлеб поджарится, резинку можно снять, рычажок стрельнет вверх, тостер выключится и выдаст готовую продукцию. 

– А если забыть про резинку и уйти, тогда тостер не выключится, и может быть пожар? 

Гриша на мгновение задумался, а потом честно сказал:

– Конечно, может!.. Так за тостером надо следить!

Дома я предложил Ане отдать наш тостер дочке, и следить за Гришиным. Практичная Анна трижды прослушала в моем исполнении инструкцию по использованию резиночки, и вынесла вердикт:

– Тостер отнеси, куда хочешь, а резиночка может пригодиться.

На этом наш благодетель не успокоился, и вскоре у нас на кухне появились другие полезные приборы: ножеточка, яйцеварка и миксер с легкой степенью инвалидности.

– Саша! Я прочитал про тебя в Википедии – так ты закончил Бауманский? – в следующий раз спросил меня Гриша Шнапер. – Это же был престижный вуз. Там учились космонавты.

– Учились, – признался я. – Но мама запретила мне летать в космос и мне пришлось десять лет работать инженером.

– А я – изобретатель и рационализатор, – обрадовался Шнапер, – Хочу прислать тебе на экспертизу одно мое изобретение. 

– Гриша, ты не понял: я – бывший инженер! – взмолился я.

– Бывших инженеров не бывает! И потом там ничего сложного…

– Что же ты изобрел, Гриша?

– Я изобрел простейший вечный двигатель.

– Что?!

– Это мое хобби! Я изобретаю вечные двигатели.

Когда я работал в газете, всех графоманов, целителей и изобретателей посылали ко мне, потому что я умел с ними разговаривать. 

Грише я сказал, что мне понравилось, и я переслал чертеж Илону Маску. Пусть Илон тоже выскажется… 

Однако, как выяснилось, Шнапер не только изобретатель. Он играет в любительском театре, поет в хоре, посещает клуб авторской песни. Еще он – активный член фейсбука, телеграмма, инстаграмма и прочих соцсетей. А также водный турист, альпинист, велосипедист, йог-любитель, а на досуге, как он с гордостью сообщил, еще и вышивает крестиком. 

– Мы каждую неделю в настольный теннис играем, – сказал мне как-то один новый знакомый, который живет в Германии тридцать лет.

– Это моя любимая игра! – воскликнул я и ощутил в руке свою коронную ракетку, которая осталась у меня на Оболони.

– Где это? 

– Приходи во вторник, в пять часов, в синагогу.

– Зачем?

– Как зачем? Мы играем в синагоге.

Были у меня спортивные титулы, но чемпионом синагоги я не был никогда! Поэтому решил поиграть последний раз перед операцией и уйти из большого спорта красиво. И как вы думаете, кто оказался моим первым соперником? К моему изумлению, Гриша Шнапер.

– Что ты застыл, так подавай уже! – подбодрил он.

Я подал первую подачу, он тут же повесил соплю и выиграл очко…

Я столько рассказал вам о своем герое, но при этом забыл сообщить самое главное: Грише Шнаперу – 90 (прописью – девяносто) лет, и если идти с ним рядом, вам придется быстрее перебирать ногами. 

Недавно мы встретились на симфоническом концерте в филармонии, куда местные пенсионеры могут прийти на халяву. 

– Гриша, ты еще и меломан? – удивился я.

– Ты видишь, что перед всеми музыкантами лежат ноты? – вопросом на вопрос ответил мне Гриша, который не спускал глаз со сцены.

– Вижу. Они по ним играют.

– Ясный пень – играют. Так ноты же приходится время от времени переворачивать, а это страшно неудобно. 

– Да! Возле пианиста иногда садится специальный человек и переворачивает.

– Вот именно – переворачивает! Однажды, когда я, жаря сырники, их переворачивал, мне пришла в голову идея про ноты. И сейчас вместе с одним профессором консерватории из Берлина я изобретаю машинку для переворачивания нот. Опытный образец почти готов, так скоро начнем полевые испытания. Я уже говорил с дирижером этого оркестра, но пока он против. 

– Гриша, черт с ним, с этим дирижером! В крайнем случае, ваша машинка будет переворачивать сырники! И потом у меня есть для тебя еще пара свежих идей.

Ты бы сильно облегчил жизнь мне и людям, если бы изобрел прибор для натягивания пододеяльника на одеяло, наволочек на подушку, а также очкоискатель, для тех, кто не может запомнить, где оставил очки.

Гриша Шнапер серьезно посмотрел на меня и изрек:

– Так планы на ближайшие пять лет у меня расписаны. Но я подумаю…

Гриша Шнапер – мой земляк. И я этим горжусь! Большую часть жизни он прожил в Киеве на Подоле. Самыми распространенными животными на Подоле когда-то были клопы. Ими кишели старые подольские дома. Говорят, это Гриша Шнапер изобрел устройство, которое издавало ультразвук такой частоты, что у клопов стыла выпитая из людей кровь, и в итоге все клопы на Подоле исчезли. А потом Грише стало скучно, и он переехал в Германию. Возможно, это просто красивая легенда, но почему бы и нет. Ведь, если подсчитать, Гриша Шнапер по количеству зафиксированных талантов оставил далеко позади такого универсала, как Леонардо да Винчи. Осталось ему стать таким же знаменитым. 

Да, Григорию Шнаперу девяносто лет, но если посмотреть в его глаза, сразу видно, что он молод и перспективен. Во всяком случае, до 120 время у него есть! И как бы его фамилию ни коверкали: и «Шкипер», и «Швеллер», и «Шухер», я верю, что новое слово «шнапер» войдет во все языки мира, как вошли «хулиган», «папарацци» и «оливье», которые тоже когда-то были фамилиями.

А еще можно назвать «Шнапер» звезду или даже новую планету. И пусть вам когда-нибудь скажут:

– Ну ты и шнапер! 

И это будет – высший комплимент!

Стихи и миниатюры

Крымское

Совсем как человечек,
Зелененьким он был.

***

Под каждый бытовой прибор
Иноагент кладёт топор.

***

Такое, думаю, у многих,
Кто проживает третью треть – 
Не так боишься умереть,
Как не дожить до перемоги.

Анаграмма

Путин – ну, тип!

Указ

О переносе
Весны на осень.

***

Хит продаж – Родина.

***

Люблю кутью в начале мая
(Клянусь, что ни в одном глазу)
А в День святого Николая – 
Грозу.

***

Ба! Знакомые всё лица.
Блин! Хочу уединиться.

***

Меня вчера назвали гением.
Пришлось смириться с этим мнением.

Любовь Гагарина

…автор, крайне заинтригованный, просит Любовь Николаевну Лабар рассказать об этом невероятном случае поподробнее. Та какое-то время упирается, отнекивается, ссылаясь на давность событий и плохую память, старается даже безуспешно сменить тему и наконец, поддавшись жарким уговорам автора, как бы неохотно приступает к повествованию.

– Случилось это, значит, ровно шестьдесят лет тому назад. Я была ещё совсем юной. Окончив десять классов, впервые в жизни покинув родной городок, отправилась в Киев для поступления в университет. Остановилась, значит, у старшей сестры, которая уже училась в университете на втором курсе. Тома, сестра моя, в тот момент была замужем за Толиком Васнецовым. Хороший такой парень, высокий, блондин с голубыми глазами, похожий на эсэсовца из кино про войну, тогда такие иногда показывали.

Автор проявляет вполне объяснимое нетерпение:

– Всё это весьма любопытно, но меня интересует история о том, как вы ударили Гагарина.

– Дак я ж к тому и веду. До начала учёбы оставалась ещё, значит, куча времени. Толик повёз нас в Крым на отцовской машине. Его отец был какой-то там номенклатурный работник. С нами поехал его младший брат Андрей. Брат Толика, не отца. Толик шутил, что Андрею я очень даже приглянулась и он, значит, на что-то такое рассчитывает. Он и вправду был довольно настойчивым ухажёром, но зря он надеялся на… ну… вы понимаете. Я была чиста, невинна и ещё это… честна и наивна. Доехали, значит, до Коктебеля. Там, оставив машину, взяли рюкзаки и пошли по горам вдоль моря. Нашли пустынный красивый песчаный пляж около Лисьей бухты, разбили палатки. У нас с Тамарой была отдельная палатка, а у ребят своя. Но сестра каждую ночь уходила спать с мужем на берег, а я оставалась в палатке одна. Однажды ко мне под утро в палатку влез этот самый Андрей и начал, значит, приставать. Я, конечно, испугалась, расплакалась, а он испугался сильнее меня, стал извиняться… Умолял никому не рассказывать. Я не рассказывала, но всё утро едва-едва могла сдержать слёзы. Чтобы сестра не начала лезть со всякими расспросами, я пошла к морю. Зашла в море по щиколотку и пошла задумавшись вдоль берега. Меня это как-то успокаивало. Не помню, сколько я так брела, может, минут пять, а может, и все полчаса. И вдруг заметила, что дошла я до другого красивого пляжа. На берегу располагался довольно многочисленный палаточный лагерь. Людей было много… Но испугало меня не количество этих незнакомых мне людей, а их вид. Все они – и женщины, и мужчины – были абсолютно раздеты. Не просто раздеты, как положено всяким там морским отдыхающим, а раздеты полностью, прям до неприличия. Они были наги, понимаете? Купались, загорали, сидели, лежали, ходили в чём мать родила. Повторяю, я была ещё совсем юной и ко всему ещё из маленького городка, я к такому не привыкла. Ни о каком таком нудизме я никогда ничего не знала и не слышала… Я была шокирована. Не знала, что и делать – бежать, кричать, плыть… Что делать?.. Вели они себя, как нормальные люди… Кто-то даже играл на гитаре и пел, как сейчас помню, о Толстом. Вокруг поющего сидели зрители, некоторые подпевали, а когда певец закончил песню, они ему даже аплодировали. И никого не смущало, что гитарист неприлично голый. Ведь и зрители кругом были не лучше. Это был какой-то кошмар. Кто-то играл в бадминтон, и эта невинная игра из-за того, что у игроков всё там свисало и болталось, казалась вызывающе бесстыжей и пошлой… Постепенно на смену шоку мной овладела брезгливость и какое-то такое возмущение. Я повернулась в сторону, откуда пришла, и стала, значит, уходить, как вдруг увидела его. На кого-то очень похожего. И тут же вспомнила!.. Да что там вспомнила – узнала! Передо мной был он – Юрий Гагарин. В таком же безобразном виде, как и все остальные. Он стоял перед большегрудой женщиной, сидевшей на каком-то камне или валуне, и заплетал ей косы. Мимо этого зрелища я почему-то пройти уже не смогла. Да и догадываюсь, почему… Его нагота меня особенно возмутила. Ведь это же он! Тот самый! Который летал, а перед полётом сказал: «Поехали!» Он вернулся оттудова, рапортовал, а затем улыбался всем трудящимся так искренне и честно. Его улыбка с экрана телевизора, с обложек журналов, с газетных этих полос…Она же вдохновляла всех нас. Мы все гордились им – молодым, храбрым, простым и добрым. А тут, значит, такое! Стоит тут, мало того, что без мундира, так ещё и без трусов! И заплетает косички какой-то… прости Господи. И всё это как ни в чём не бывало! Особенно меня покоробило то, что в какой-то момент он нагнулся к этой, значит, что сидела спиной к нему, а та, значит, запрокинула голову, и они поцеловались… Ну, не как в кино, а по-взрослому, взасос, после чего он еще и улыбнулся довольно этой своей известной всему миру улыбкой. Вот этого, значит, я уже стерпеть не могла. Я подошла к ним и стараясь не глядеть ему ниже пояса, воскликнула вне себя: 

– Как же вам не стыдно! Как же вам не стыдно! Как вы себя ведёте! Опомнитесь! Очнитесь!

– Ну, извините, – невинно сказал Гагарин.

– Не извиняю! – отрезала я решительно и гордо. – Мы все… мы все… мы как один… и лозунги, и песни… У меня двоюродный племянник сочинение писал… а вы… вы?!

– Я вас не понимаю, – чуть улыбнувшись, растерянно проговорил Гагарин.

– Не смейте! – закричала я, не в силах себя контролировать. – Не смейте улыбаться мне в таком виде!

Кстати, хотя я и старалась не смотреть на то, что находилось у него там, ниже пояса, но все-таки каким-то, так сказать, периферийным зрением отметила, что оно у него какое-то... э... простите, небольшое... маленькое совсем... и это тоже как-то оскорбляло и, значит, даже как-то обескураживало... Потому как он ведь Герой Советского Союза, правда? А Герою Советского Союза не пристало как-то демонстрировать такое маленькое достоинство... Прямо обидно за нас... Потому что у него... Как у мальчика... Я видела у мальчишек, а у него не на много больше и просто заросло волосами и выглядывает себе как лысый старичок из-за кустов... Извините, я просто вспоминаю так, как я ощущала и думала тогда... Ничего?

В общем, значит... Мысли путались... да... Меня переполняли чувства... Сердце колотилось... Слёзы, помню, подступали к горлу, и чтобы не расплакаться, я, значит, заговорила быстро, не успевая, значит, как следует сформулировать то, что во мне накипело.

– Как же вам не совестно! Я комсомолка и заявляю со всей этой … ответственностью – стыд вам и позор! Стыд и позор! Вы же стояли перед такими людьми… перед всем советским народом… А тут что? Или вы думаете, вас никто не видит? А даже если и не видит, после всего, что вы… вам должно быть совестно!

– Я ничего не понимаю, – пробормотал Гагарин.

А женщина у ног первого космонавта поинтересовалась: «Может, вам плохо?» и, запрокинув голову к Гагарину, предположила: «Может, у неё солнечный удар?»

– Не смейте! – погрозила я пальцем в ее сторону, продолжая упорно смотреть в лицо майора. – Вам, говорю, с вашими размерами вообще нельзя выходить к людям без верхней одежды! Впрочем, речь сейчас не о вас! – я подняла руку и направила палец в грудь космонавта. – Я требую, чтобы вы немедленно прикрыли всё… чтобы вы прикрыли все постыдные места… Вы не имеете права! Вы наша гордость и опора!..

– Послушай, деточка…

– Повторяю! Я комсомолка, а не деточка! А вы коммунист! – Я осеклась. Я не знала, коммунист ли он на самом деле. – Но если и не коммунист, – продолжала я, – это не важно! Вы были там! У вас жена! Ею тоже все гордятся…– Я тогда думала, что его жена Валентина Терешкова. Тогда многие так думали. – Но вы бросили Валентину и валандаетесь тут у моря в голом виде…

Гагарин реагировал порадоксально (казалось ему было и страшно, и страшно любопытно одновременно): склонив голову набок, он слушал и внимательно всматривался в меня, словно пытался вспомнить моё имя, затем коротко оглядев себя, предположил:

– Не знаю, что и сказать... Вы наверно меня с кем-то спутали...

– Стыдно выкручиваться. Я вас узнала!

Он засуетился, занервничал.

– Это свойство моего лица, поверьте... Однажды меня приняли за одного из тех, кого разыскивает милиция... Не то насильник, не то злостный алиментщик, но это же смешно, с женой мы розошлись полюбовно, делить нам больше нечего, и сюда я приехал свободным, пусть она и не одобряла раньше, но теперь-то я волен сам решать... Я даже не знаю, зачем я это все вам рассказываю… Мы лишь сливаемся с природой... А с Анжелой у меня все серьезно, я никого не обманываю... Понимаете?

Честно говоря, я не понимала ни слова из того, что он лепечет, я вообще в тот момент плохо что соображала. Я только видела, что он ничтожество. Главное, ещё несколько минут назад он был для меня кумиром, а теперь он рухнул с этих космических высот в полнейшее ничто. И это его падение случилось на моих глазах, стало невыносимо противно. Вот тут я и не совладала с собой, я сделала решительный шаг навстречу бывшему кумиру и влепила ему хлёсткую, звонкую пощёчину. Звук этой пощёчины, не поверите, до сих пор звучит в моих ушах. И стыдно так, стыдно!.. Он, значит, схватился за щёку, съёжился, а затем присел и спрятался за большегрудую. А та, защищая его, возопила: 

– Ты чё творишь? Да тебе чё надо? 

– А ну цыц! – прикрикнула я на неё, обуреваемая справедливым гневом. – С ним-то всё ясно, – говорю, – безвоздушное пространство, невесомость, нагрузки всякие… Всё это влияет, конечно, на голову. Но ты же, – говорю, – как женщина должна понимать, у него семья, а ты, бесстыжая, завлекла его, понимаешь, сбила с пути, увела из семьи, склоняешь ко всякому… И если не его,.. то, наверное, ты дорожишь своим именем советской женщины или как… 

Я говорила уже немного спокойнее, но всё ещё перевозбуждённая, и это перевозбуждение давало о себе знать, и, вероятно, она неправильно меня поняла.

– Чего, чего? – заорала она, взрываясь. – Что значит – ты дрожишь своим выменем? Чем хочу, тем и дрожу! Чтоб ты знала, вымя, как ты говоришь, советской женщины ничем не хуже твоих постыдных пупырышек. Конечно, ты их показывать не будешь, а скроешь за купальником, а мне в моём возрасте стыдиться нечего! Ты сперва дорасти до моего вымени, а то, понимаешь, дрожу я своим выменем!

– Не дрожишь, а дорожишь, – попробовала я объяснить, но она уже завелась на полную катушку.

– Да, я дорожу своим выменем! Как хочу, так и хожу, повторяю! И не цыцкай тут мне, соплячка!

Гагарин пытался её успокоить, но она, помню, оттолкнула его так, что он даже упал, встала и попёрла на меня, выставив, как экскаватор ковш, вперёд свою большую грудь, наступала на меня и продолжала возмущённо орать на весь пляж.

– Ишь, какая явилась! И как вы нас нашли тут? Там, в городе, от вас проходу нет! Комсомол, профком, партком и чёрт знает что, и тут они нам житья не дают! Пошла вон отсюда, соплячка! Ещё молоко на губах не обсохло! У самой ни сиськи, ни письки и жопа в кулачок, а всё туда же! Поучает, стыдит!

Её напор, её страсть, её этот грозный голос и вид напугали меня настолько, что я, значит, сперва отступала, а затем повернулась и побежала прочь, а в спину ветер, помню, доносил грозный голос большегрудой.

– Сучка идейная, комсомольская прошмандовка!

Любовь Николаевна глубоко вздохнула и улыбнулась невесело...

– Вы рассказали об этом случае своей сестре и остальным ребятам? – интересуется автор.

– Не сра-а-азу, но ведь они полдня меня искали… Волновались, значит… Видели, что я, когда пришла, сама не своя была…

– И какова была их реакция?

Любовь Николаевна смутилась, опустила глаза.

– Сами знаете… Ну а что ж… Смеялись, конечно… А Толик даже совал мне в руки газету, из которой, значит, следовало, что Юрий Гагарин тогда находился в Египте с дружественным визитом. Где была Терешкова, в этой статье не указывалось, но Толик объяснил, что Терешкова замужем за совсем другим человеком… Да-а… Вот как… Но ведь знаете… но ведь тот, лже-Гагарин, испугался, когда я про жену ему сказала… Значит, как ни крути, а по морде он получил заслуженно… Пусть он и не майор, и не космонавт никакой, а всё-таки…

И я – автор этого несерьёзного маленького рассказика вынужден был со всей серьёзностью и со всей ответственностью согласиться с утверждением Любови Николаевны. По заслугам, дескать, получил этот неизвестный мужчина-нудист, пусть и не коммунист он, и не майор, и даже не муж Валентины Терешковой, но поразительно похожий на Юрия Гагарина. А раз так, то обязан понимать… что если ты поразительно похож на Юрия Гагарина, ты не имеешь права изменять законной супруге и втайне от неё в голом виде плести косички какой-то бесстыжей женщине с большой грудью.

– А уж когда я поступила в университет, – с грустной иронией поведала автору рассказчица, – об этом случае каким-то образом стало известно всем без исключения – и студентам, и преподавателям. И меня, значит, многие годы называли не иначе как Любовь Гагарина. Прям вплоть до его гибели. А после того как он погиб перестали так называть… Было уже как-то не смешно, что ли… Потому что жалко было его… Такого молодого, в чём-то даже наивного… С этой его не по-советски искренней и счастливой улыбкой простого парня… Многие мои подруги даже плакали… Не помню, плакала ли я… Не помню точно… Но было грустно… И стыдно… Как будто я и вправду когда-то встречала его… В неофициальной, так сказать, обстановке… М-да-а… И хотя это был не он, но после того случая я ко всему официальному и торжественному в Советском Союзе стала относиться с каким-то недоверием… Без прежнего восторга… Как будто этот случай сломал во мне что-то… или запятнал… Не знаю, как сказать… Испортил мои настройки… За всем громким и торжественным мне виделось что-то жалкое и фальшивое... Надеюсь, вы меня понимаете?

Автор кивает, поскольку с некоторых пор тоже начал испытывать нечто похожее. Только в иной области и по иному поводу.

Беседы у фонтана

Сентенции и правила

Мужчина должен уметь не только красиво ухаживать за женщинами, но и красиво от них отделываться.

Старый чечеточник на улице выбивал ногами SOS. Подавали ему только матросы.

Холостяки супружеский долг оставляют потомкам.

У дураков тоже есть чему поучиться: например, не умничать.

Из спортивного репортажа: «Чувствуется, что футболисты уже устали. Некоторые из них даже похрапывают».

Говорят, Пушкину особое удовольствие доставляло нецензурно выражаться при цензоре.

Юношам могли бы еще в школе объяснить, что среди шипящих будут встречаться и жены.

Вкратцы в рифму

Разговор с Пегасом
Ну что, отважимся, Пегас,
И воспарим на этот раз
Иль поостережемся – 
И просто попасемся?

Из путевых заметок

Бывает, люди открывают дали,
Каких они совсем не ожидали,
Поскольку рисовались перспективы
Им прежде только в виде директивы.

Зараза

Если идея умом овладела,
Это угроза и в целом для тела.

Проводы

Порою провожают по уму:
Кого – с почетом, а кого – в тюрьму.

Пробный шар?

Во вселенной нет подобных.
Видно, шар земной – из пробных.

Женское оптимистическое

С годами эффектней становишься ты:
загадочность взгляда, раскованность, смелость,
лицо со следами былой красоты!
(Которой в былые года – не имелось.)

О пользе физкультуры

Крепи свой дух, но помни и о теле:
бассейн, спортзал – а не пилюли-грелки!
Чтоб, оказавшись не в своей постели,
не оказаться не в своей тарелке.

Эскиз к портрету

Он был – как все. Он был – обычен,
собой являя эталон:
так органично ограничен
и неуемно неумен!

Итоги

Убытков – больше, чем даров,
и счет, увы, уже не мал...
Чем дальше влез – тем больше дров
по ходу дела наломал!

Прощай, душа моя, Манюня!

(Первая публикация в «Фонтане», 2000 г.)

Манюня очень любила Пушкина. И мужа Фиму. Но разною любовью.

– Фимуля, – предложила Манюня на их с Фимой свадьбе, – поедем в свадебное путешествие в Ленинград. Пойдем на Мойку, двенадцать... А?

Фима по натуре был философ. Он не умел конкретно отвечать на вопрос. Он умел его обсуждать. Вопрос поездки обсуждался несколько лет.

Манюня звонила маме:

– Мы завтра едем!

Назавтра она звонила снова:

– Мы уже не едем...

Еще через несколько лет после рождения Ларочки, а потом и Мишки они наконец взяли билеты в Ленинград. Но Фима заболел.

– Мы снова не едем, – звонила Манюня родителям, – у Фимы радикулит...

Но однажды, перед очередной проверкой на предмет подпольного шитья верхней мужской одежды, предупрежденный заранее Фима, разнося по знакомым отрезы, вдруг взял и обиделся.

– Хватит! – вскричал он голосом трагика. – Свободы! Надоело! Надоело слышать условный стук! Надоело говорить пароль! Ехать! К маме! 

Фимина мама жила в Израиле.

– Только после Ленинграда! – отрезала Манюня.

Ничего не оставалось делать. Фиме пришлось согласиться.

Была суббота. На Мойку, 12 пришли рано утром. В арке при входе в музей Пушкина висело объявление: «Музей закрыт на реконструкцию до 1987 года».

На дворе стояло лето восемьдесят второго. Документы были уже поданы. С работы их уже уволили. Манюня прислонилась спиной к стене и закрыла ладошками лицо.

– Слушай, – вдруг загорелся всегда нерешительный Фима, закинув голову и разглядывая здание, – вон открытое окно. Я подсажу тебя, ты подтянешься и заглянешь. А вдруг там его, Пушкина, кабинет! А я тебя внизу подержу за ноги.

Так и сделали. Фима кряхтел внизу, поддерживая жену. Манюня кое-как вскарабкалась на узкий цоколь, уцепилась за проржавевшую жесть подоконника и заглянула в распахнутое окно. Посреди комнаты стояла обыкновенная двуспальная кровать. На одной половине кто-то спал, уютно свернувшись под простыней. На второй – легкое одеяло было отброшено, поверх него лежала газета и очки.

– Это квартира... – прошептала Манюня мужу вниз.

– А?! Поднять повыше? – не расслышал Фима и чуть подпихнул Манюню вверх так, что она очутилась в окне по пояс.

– Это квартира! – запаниковала Манюня. – Отпускай! Отпускай! – отчаянно зашипела она, царапая ногтями подоконник, чтоб не грохнуться спиной назад.

– Я не могу выше! – сварливо возмущался Фима, перехватывая ноги жены под коленями. – Имей совесть! У меня же радикулит!

– Пусти-и-и! – тихо скулила Манюня. – Пусти, пожалуйста! – шепотом умоляла она.

– Стой, где стоишь! Пушкинистка! – ворчал Фима, ухватив жену за щиколотки.

Манюня с ужасом думала, что вот она, уже не очень молодая женщина, фармацевт, мать двоих детей, дочь таких приличных родителей, внучка замдиректора базы галантерейных товаров, племянница раввина Черновицкой синагоги, висит тут, в Ленинграде, на чужом подоконнике! Торчит тут боком в раме окна, как портрет Лопухиной, и сейчас ее заберут в милицию...

Где-то посигналила машина. Голуби шумно метнулись с парапета набережной на крыши домов. Манюня не удержалась, и Фима, забыв про радикулит, еле успел ее поймать.

– Там... там... – захлебывалась Манюня, – люди там живут!

– В музее?! – удивился Фима и находчиво предположил: – Может, потомки?

Манюня согнулась пополам и, хватаясь руками за живот, засмеялась. Она смеялась и смеялась. Долго. Пока не начала плакать. А потом плакала, плакала и плакала...

...Ночью в поезде Манюне приснился Пушкин. Он шел ей навстречу по набережной, в крылатке, раскинув руки; он шел и кричал:

– Прощай! Прощай, душа моя!

Прощай, душа моя, Манюня!..

Воротишься на родину – и что ж?..

Коллекция

Под бутылочным осколком – 
от конфеты «Колос» фантик.
Вырезка с мультяшным волком.
Первомайский красный бантик
на булавке. В коробочке
спичечном – шмелиный трупик.
Фото: детский сад, грибочек.
Подпись: «Утро в старшей группе».
Мой рисунок: витязь носит
Черномора, будто шарик.
Книжка «Фантазеры» – Носов.
Чебурашки, меж ушами,
взгляд печальный. И прощальный
взор учительницы первой.
Средство для борьбы с прыщами.
Вздор – рифмованные перлы
о любви неразделенной
и от этого приятной.
Две (с олимпиад районных)
грамоты почетных. Мятный
леденец «Аэрофлота» – 
всей семьей в Крыму коптились.
С выпускного бала фото:
брюки клеш в хипповом стиле…
Трали-вали, тили-тили.
Это мы прошли. И толком
только это сохранили
под бутылочным осколком.

Памяти Солженицына

Воротишься на родину – и что ж?..
А ничего. Все то ж. Ядрена вошь.
Язык ядрен. И огурец ядрен.
Все тот же двор, исполненный матрен.
За пирамидой битых кирпичей
Все тот же вол, исполненный очей,
Бодает дуб. И «ЛУКОМОРОЛАГ»
Зовет Иван Денисыча в барак.
Тасует числа шулер-календарь.
Аптечны ночи. Уличный фонарь
На девок уличных струит свой рыбий жир.
На полустанке курит пассажир
Транзитный. Здесь понятие «транзит»
Во всех поползновениях сквозит.
Презрев мещанский грошевый уют,
Здесь пьют. И денег гуру не клюют.
И день на день, как пень на пень, похож.
…Воротишься на родину – и что ж?

Марш чиновников

Вы рождены, чтоб на верха взбираться,
Руководить процессом, управлять.
Вам разум дан от некуда деваться.
А кто бы вам попробовал не дать?
И, как невесту, Родину облапав,
Стальные руки-грабли распустив,
Вы умудритесь избежать этапов
На параллельном нашему пути!

Все ваше,
И ваше.
И ваше!
А нашего нет ни шиша!
Чиновники made in Russia,
Марухи – страны кореша.

О пользе философии

С утра Роман Палыч решил, что пора становиться философом. Вникать в смысл явлений, постигать глубинное значение слов.

– Во всем мне хочется дойти до самой су-у-у-ути, – напевал Роман Палыч, бреясь. 

Продолжения он никогда не знал, да оно ему было и ни к чему. Он повторял и повторял полюбившиеся строки. Но тут его позвала жена и отправила в магазин – купить популярный в народе продукт «чтонибудькчаю». 

– А что взять? Печенье? Пряники? Может, конфеты?

– Все равно, – легкомысленно ответила жена и ушла на кухню.

Роман Палыч вышел из дома, вошел в состояние мыслительного транса и начал доходить. До самой сути. «Все равно, все равно! – повторял он. – Все – равно? Все в мире равно? Все – равно всему? Но ведь три не равно семнадцати? Страус не равен лошади?» Получалось что-то невероятное. Легче всего было предположить, что жена ошиблась, но это было невозможно: она всегда была права.

Подойдя к магазину, Роман Палыч почувствовал, что страшно утомился головой. «Наш супермаркет равен Эйфелевой башне?» – вяло подумал он, его нетренированные мыслительные мышцы последний раз напряглись и обмякли. Недодуманная мысль шмякнулась куда-то на дно черепной коробки. Роман Палыч вошел в магазин и купил селедку пряного посола. 

– Это что? – жена посмотрела на селедку с брезгливым любопытством. – Я тебя что купить просила?

– Что-нибудь к чаю! А вот скажи, – отдохнувшие мыслительные мускулы Романа Палыча встрепенулись и радостно напряглись, – когда селедки поешь, тебе чего хочется?

– Пить, – машинально ответила жена.

– Вот! Вот потому и существует такая примета: селедка – к чаю!

Жена приоткрыла рот. Закрыла. Снова приоткрыла. Начала поднимать руку к виску, не донесла, махнула ею. И пошла ставить чайник.

Роман Палыч понял, что впервые в жизни последнее слово в разговоре с женой осталось за ним. Вот так занятия философией развивают умственные способности. 

Рассказы, рассказики, фразы…

Служба знакомств

В службу еврейских знакомств по телефону обратилась пожилая дама: 

– Деточка, я ищу себе мужа…

Руководитель службы, такая правильная тетя, одобряет: 

– Любви все возрасты!.. Давайте, приходите!..

– Скажите, а можно захватить мне фотографию?

– Не можно – нужно! Ваше фото обязательно!

– А фото мужа? 

– Какого мужа?! 

– Этого, ну, прошлого. 

Тетя опешила: 

– Но, извините, для чего?

– Я б хотела… Понимаете ли, деточка… Чтоб мой новый был похож на старого. 

– Ну хорошо, давайте приносите.

Приносит. Старый муж лежит в гробу. 

Эта тетя: 

– Вы в своем уме?! 

Бабушка смущенно:

– Да, в своем. Но из снимков больше ничего не сохранилось. И потом, он лежит, такой красивый...

И эта тетя:

– Ну хоть что-то! Оставляйте… 

Я как представил: вот, в один из дней в службу еврейских знакомств является благочестивый господин, такой потенциальный кавалер. Под языком таблетка валидола. А еще бы! Он, конечно же, волнуется! 

Перед ним раскладывают бабушек. Он выбирает фотоснимок той старушки. Кстати, очень даже миловидной. И, робкий, он смущенно вопрошает:

– А каким требованиям я должен соответствовать? Ее вкусы? Как я должен выглядеть? 

Эта тетя: 

– Как? А вот смотрите, – и, не мудрствуя лукаво, предъявляет…

Бегущая строка

Читаю новости – как фронтовые сводки. Рядом мама: «Боже, что творится!» И вдруг я в этой ленте новостей замечаю строчку, цитирую: «А в центре Запорожья спасли голубя». О том, как голубь запутался в проводах, как пригнали автолестницу, как его спасли, как отпустили…

Я прочитал – и просто взбеленился:

– Сейчас о голубе, по-моему, не время!

Мама:

– А может, Слава, это – голубь мира?

Про завтра

Я никогда не знал, что будет завтра, но так не знать, что будет завтра, как сегодня!..

Сны

Мне снились такие кошмары, но когда проснулся и вспомнил о том, что происходит

наяву, быстро уснул опять…

Услышано…

– Пропаганда – мозги им промыла. Но это тот самый случай, когда с водой выплеснули и ребенка…

Оказывается…

...как легко читать чужие мысли, когда все думают об одном и том же.

Новое в психологии

Видел объявление: «В комнате психологической разгрузки снимаем накипь».

Звоню: «А интересно, что за накипь?» – «Время такое, помогаем тем, у кого накипело»…

Ответ

Я спросил раввина: «Ехать надо?», раввин подумал и ответил: «Жизнь – движение»…

Просьба…

...не будить во мне толпу!

Тема

Позвонили из газеты:

– Напишите нам, пожалуйста, эссе.

– А что за тема?

– «Чем запомнился вам день, который вам так хочется забыть?» Когда пришлете? 

Трубку я, конечно, бросил. Но задумался…

Из жизни богемы

Если в укромном уголке поэт откровенно пристает к поэтессе, – то только с единственной целью: почитать ей свои новые стихи... А поэтессы оскорбленно им парируют: «Да, вам от нас нужно только одно!»…

Как Оля Д. знакомилась с мужчинами

– Мужчина, подскажите, скока время? – и, глядя на него уже в упор: – А то часы остановились на самом интересном!..

Таксисты и дельфины

Казалось бы, что может случиться, если вы потеряли телефон в такси? 

Вариантов развития событий всего два: вам либо вернут телефон, либо он навеки канет в пучинах чужих карманов, только и всего. 

Но жизнь всегда умеет удивить неожиданным сюжетным поворотом. 

Представим, что некая моя дочь (назовём её из деликатности – дочь NN) таки потеряла свой телефон в такси. И весь вечер того дня мы утешались только тем фактом, что (судя по длинным гудкам) телефон ещё включён, а не лежит где-нибудь на воровской распродаже без родимой сим-карты. 

На следующий же день – о радость! – утерянный телефон отозвался на мои звонки приятным женским голосом. На заднем фоне звучали ещё более приятные хриплые выкрики вчерашнего таксиста: 

– Ну это же эти! Это с Дворянской! Нашлись владельцы! Я так и думал! Ура! 

– Да, да, это мы! Владельцы! С Дворянской! Вчера, ага! – радостно отвечала я. – Очень хотелось бы нам свой телефончик обратно! 

К счастью, у дочери NN я в телефоне записана просто – "Мама", и никаких вопросов у таксиста возникнуть не должно было. Тогда как у другой дочери я, к примеру, указана как "Генерал Мамочка", так что по нынешним временам меня вообще могли счесть кем-нибудь из военкомата – и на всякий случай не ответить. 

Приятная девушка в телефоне объяснила, что пожилой наш таксист не сумел ни разблокировать телефон, ни даже ответить на первые пятнадцать наших звонков. Уж слишком современный аппарат был утерян, дяденьке с таким не разобраться. Но вот, значит, разобрались наконец, и теперь можно телефон возвернуть обратно. 

Ни места, ни времени встречи таксист назначить не смог, потому что "сегодня мотаюсь весь день по городу, как буду рядом – сразу вас наберу!". 

– Вот по этому номеру, – наивно согласилась я. – Я уж постараюсь весь день быть дома. Видите же номер? Вот по этому, да, я вас вчера с него и вызывала...

Весь день я честно просидела дома. Продавцы в магазине через дорогу недоумевали, отчего я так стремительна и неразговорчива в этот день. Пёс Руди недоумевал, отчего прогулка его свелась к шестнадцати оборотам вокруг нашего квартала. Я недоумевала, отчего таксист не звонит. 

К вечеру нам стали дозваниваться друзья дочери NN и осторожно спрашивать, почему на звонки отвечает человек, представившийся её водителем... 

– Похоже, старый козёл понемногу осваивает нашу технику, – заметила я. 

Возможно, это прозвучало чуть мягче. Или даже чуть-чуть грубее. 

На следующий день я опять дозвонилась таксисту. На этот раз – на его номер. Он ответил не сразу (видимо, был занят, отвечая на звонки в телефоне моей дочери). Он ответил, что номерок мой не запомнил, поэтому никак не мог дозвониться. 

Я хотела напомнить, что как я посмотрела его номер в смс службы такси, так точно и он мог бы. Таксистам высылают номера клиентов, это я знаю точно, потому что они вечно названивают мне, стоит задержаться на минутку, и кричат в трубку дурными голосами: "Так вам такси вообще нужно?! Или нет?!"

Я хотела напомнить об этом таксисту, но вовремя вспомнила, что по легенде он плохо разбирается в современной технике. Да и не хотелось сердить человека, в чьих руках был наш телефон. Поэтому пришлось терпеливо и приветливо объяснять, что вот он – мой номер, с которого я сейчас звоню вам на ваш номер, а телефончик хотелось бы вернуть, будем очень благодарны, можем подъехать...

– Что вы! – вскричал таксист. – Я завтра буду мотаться в городе, и как только я окажусь поблизости, сразу вас наберу. 

На следующий день он не позвонил. 

Я начала размышлять об утерянных телефонах, таксистах и об "ошибке выжившего". Мне показалось, что мы имеем дело с "ошибкой потерявшего". Если помните, ошибку выжившего лучше всего иллюстрирует история с дельфинами: мол, все выжившие рассказывают, что добрые дельфины-спасатели толкали их к берегу, но ведь те люди, которых злые дельфины-убийцы толкали от берега, уже ничего никому не расскажут...

"Ошибка потерявшего" выходила чуть сложнее: здесь были добрые таксисты, возвращавшие утерянные телефоны, здесь были злые таксисты, нагло присваивавшие телефоны, и здесь был какой-то третий вид таксистов – с которым столкнулись мы. Он и не возвращал, и не присваивал, а совершал некий странный манёвр, который следовало проанализировать для полного понимания, что...

– А вы денег ему предлагали? – спросил муж на исходе третьего дня. 

– Как-то странно заговаривать про деньги, сам-то он ничего не просил, всё твердит "надо вернуть, верну обязательно!", – ответила я. – Хотя пятьсот гривен я ему ещё в первый день отложила, надо же сказать человеку "спасибо" за честность. 

– А он об этом знает? – уточнил муж. – Вы бы сказали. Может, он как-то сразу поближе к Дворянской окажется? 

Шёл четвёртый день без телефона дочери. Таксист продолжал работать на телефоне бесплатным секретарём, активно общаясь и заводя новые знакомства с нашими знакомыми. Я была не в настроении, поэтому снабдила дочь NN своим телефоном и отцовскими советами – и скомандовала: 

– Звони этому старому козлу! 

Наверняка я выразилась чуть мягче. Или чуть грубее, кто знает. 

– Послушайте, мне очень нужен мой телефон! – принялась настаивать дочь NN, дозвонившись и поздоровавшись. 

– А что такое? Что-то случилось? – полюбопытствовал таксист. 

– Ну... пфф... я студентка, и я сейчас заканчиваю сессию, а ещё у меня трудоустройство по практике, и я сейчас должна быть на связи, а ещё сейчас война и воздушные тревоги, и я должна быть на связи... и мне очень, очень нужен мой телефон! Не через несколько дней, а сейчас, побыстрее, понимаете?! 

– Вы так говорите, будто я его украл, – обиделся старый козёл, то есть таксист. – А я его не крал. Вы его сами у меня в машине забыли. И я живу далеко от центра города, мне в центр не очень удобно ехать. Можете проверить мою геолокацию, если хотите... 

– Я не хочу проверять вашу геолокацию, – заверила дочь NN. – Я могу приехать, куда вы скажете... 

– Я буду мотаться по городу, и как только я окажусь в вашем районе... – начал он свою старую песню. 

– Технически... технически, если человек взял твою вещь и обещает отдать, но раз за разом не отдаёт, то это подозрительно похоже на воровство, – забормотала я. 

– Я оплачу вам вызов, – пообещала дочь таксисту. 

– С посёлка Котовского это будет больше ста гривен, – вкрадчиво сообщил он. 

– Пусть будет! Приезжайте. 

Он приехал через 35 минут. Дочь вручила ему давно заготовленные пять сотен. Он протянул ей что-то, завернутое в газетку, и прохихикал: 

– Вот твоя шоколадка! 

(Такие детали всегда почему-то самые жуткие). 

Дочь развернула газетку недрогнувшей рукой и тщательно проверила телефон. 

Он обиделся и пожаловался на недоверие. 

– Я бы не удивилась, если бы вместо телефона там и правда оказалась шоколадка, – пояснила дочь NN. – Шоколадка, которую он нам подвёз за наши пятьсот гривен. А потом бы он сказал: "Да я же так и сказал!". От такого человека всего можно ожидать... 

Ещё минут десять он читал дочери лекцию о том, как важно присматривать за своими вещами и ничего не терять. А потом он уехал. 

И я бы даже сказала, пожалуй, что вот ведь, немного занудный и странный, но всё же честный человек – не украл ведь, в самом-то деле, так что всего ему хорошего... 

Так и сказала бы, если бы на следующий день, за пару часов до приёма у врача – очень важного врача, который принимает раз в неделю, а расписание у него забито на несколько недель вперёд – нам не позвонили из клиники и не сообщили: 

– На всякий случай напоминаем ещё раз, что ваш приём у врача переносится. Он сможет принять вас только на два часа раньше, вы помните? Мы почему-то дозвонились какому-то "водителю" вместо вас, объяснили, что это важно, он обещал обязательно передать... 

– Хорошо хоть, что это частная клиника, а не поликлиника городская, – утешила я дочь, когда она начала совершенно уже закипать от ярости. – Будь это наша поликлиника, так бабка-регистраторша бы ему всю твою историю болезни зачитала, они же там такие же, вообще без понятий...

– Клиника... – шипела дочь. – У меня так и записано в телефоне "Клиника". Он ответил с чужого телефона на вызов из клиники! И даже не для того, чтобы передать важную информацию, а просто... просто из любопытства?! Фу!

Короче, я опять думаю про дельфинов. Не про злых или добрых, а про третий, особенный вид. Надеюсь, что когда этот дядька будет тонуть, ему встретятся эти особенные дельфины. Они будут толкать его не к берегу и не от берега, а как-то вдоль... вдоль побережья... дня три-четыре, не больше. А самый старый из дельфинов будет ещё приговаривать при этом: 

– Потому что нечего так далеко заплывать без акваланга, понял? Вода – это вообще не твоя стихия, человече! Но за сто двадцать тушек свежего бычка мы тебя, пожалуй, подбросим поближе к пляжу... 

Да, так было бы хорошо. 

Пожалуйста, уважайте чужое личное пространство! Сказала бы – "И не теряйте телефоны!", но это уже ваше личное дело.

Смех и слезы

Весенний букет одностиший

Вчера узнал: я пятая колонна...
Почем у вас сбываются мечты?..
Мне гроб побольше, я клаустрофоб...
Фу, сколько тут собак-то позарыто!..
Секс обречен без нанотехнологий...
И кавардак быть должен по фэн-шую...
Ваш психиатр от вас еще не спятил?..
Уходишь в вечность? Скатертью дорога...
Да тише вы! Не хлопайте ушами!..
О, покраснейте! Красное к лицу вам...
А может, зря я из народа вышел?..
Любовью занимаетесь? А смысл?..

Две полоски

О, как сочувствую я вам,
Девчонки, в сущности, подростки,
когда в руках листок – а там
две эти жуткие полоски!

На полушария свои
навлек я тоже приключенья, 
затеяв на глазах ГАИ 
сплошной двойной пересеченье.

Что толку рвать теперь власы
в бессильной Небу укоризне – 
две роковые полосы 
уже не вычеркнуть из жизни.

Две полосы и там, и тут, 
орудия коварной мести,
они промашки нашей ждут,
те на асфальте, те на тесте.*

Видать, для смеха Высший кто-то
в один подкласс объединил
всех нас – безбашенных водил
и жертв случайного залета.

_____

* Тесте на беременность, естественно.

Смех и слезы

Отличная штука – закадровый смех.
Ситкомы со смехом имеют успех.
Считаю одной из насущных задач
ввести в мелодрамах закадровый плач.
Японское качество
Японец, допустивший брак,
считается народа враг.
Они там все в шестнадцать лет
дают безбрачия обет.

«20 лет на сцене. А могли бы нефтью заниматься…»

(Вступительная сцена к 20-летнему юбилею)

САША: Последние пять лет… ну, с предыдущего юбилея… мы начали что-то сильно рефлексировать по поводу своего возраста.

КАМИЛЬ. Да, вот, недавно слышу на улице: «Молодой человек, вы перчатку уронили…» Смотрю – моя перчатка лежит. А молодой человек тогда кто?

СЛАВА. А у меня с Олей разница тринадцать лет… И я представляю, как ее подруги между собой разговаривают: «А Оля сегодня будет одна или со своим пожилым человеком?»

КАМИЛЬ. Так, все! Хватит рефлексировать, какие мы старые. Давайте рефлексировать, какие мы молодые.

САША. Хорошо! Вот я, например, недавно не спал сутки…

КАМИЛЬ. Вот же, вот! И что?

САША. Ничего… Потом спал сутки…

КАМИЛЬ. Понятно…

ЛЕША. Давайте, все-таки, сменим тему… Что с нами главное произошло за эти пять лет? Мы вышли… ну, в общем, на другой уровень популярности… И это, конечно, очень приятно. Но появились и какие-то… не то чтобы неприятные, а, скорее, удивительные проявления этой популярности.

СЛАВА. Ну, вот, встречались с заказчиком – он хотел нас позвать вести его день рождения. И он нам: «Рад познакомиться… За последнее время в России, по сути, появилось только две новые звезды: вы – и Стас Михайлов». И мы ему эти деньги… вот так прямо с размаху… через весь стол… хотели швырнуть. А потом подумали: «А чего такого он сказал? Между прочим, у человека неплохой вкус… на пятьдесят процентов».

САША. Или вот при встрече нас почему-то начали целовать незнакомые знаменитые люди. Причем вот прям целовать. И хорошо, если это Вера Брежнева, а если это Николай Басков? 

ЛЕША. А бывает же вообще… почти необъяснимое. Оказываешься ты в незнакомой компании – одноклассница пригласила; ее я знаю, а больше никого. Только вошел, сразу кто-то: «О, наша звезда пришел!». Ты так: «Спасибо… Здравствуйте…» –«Так, замолчали, никто не шутит, слушаем звезду…» – «Нет, ну что вы… зачем?» – «О, о, началось! Водочки звезде? Для настроения?» – «Да нет, спасибо, я…» – «Ой, конечно, что я говорю – коньячок ХО…» 

– И что бы ты ему ни сказал, все будет глупо. И уйти глупо – ты только что пришел. 

Я не понимаю… что происходит? – «О-о, звезда не в духе… Не повезло. Сдаем билеты». – «Так, чего ты хочешь, а?» – «Ну, вот! Как говорится – что и требовалось доказать!».

Ну, не был я к этому готов. К тому, что на меня кто-то заранее обидится за то, что я снялся в нескольких фильмах. И в итоге получается, что начинаешь общаться только с равными по статусу…

КАМИЛЬ. Ну, конечно, с нами-то что общаться!

САША. Или, вот, если ты раньше говорил костюмеру: – «Что-то мне эта рубашка не нравится» – это означало, что тебе эта рубашка не нравится. А сейчас, если ты так говоришь, это означает, что у тебя «звездняк», и ты раскапризничался… 

СЛАВА. А еще вот такая появилась проблема… Нет, я и раньше знал все лучше всех, но с популярностью я в этом окончательно убедился… И возникло непреодолимое желание поучать. Нет, трезвый я еще как-то держусь. Но вот только выпил, сразу «Понимаешь, старик, просто надо много работать! Именно за счет этого мы стали голосом поколения».

ЛЕША. Ужас!

СЛАВА. А знаешь, в чем еще ужас? Пока я сильно не напьюсь, ну чтобы уж совсем, по мне не видно, что я пьяный. И я так убедительно несу эту фигню, что ощущение, что это я не пьяный м…к, а просто м…к. А это уж совсем неприятно.

КАМИЛЬ. Н-да… Все-таки, стареем…

САША. Ну, а куда деваться? Двадцать лет нам, все-таки…

ЛЕША. Короче, с двадцатилетием нас! Добрый вечер! 

Концерт для двух клавесинов и оркестра

После обеда на позицию подъехал, звеня, грузовой трамвай с патронами и ручными гранатами. Ящики были тяжелые, и одному доценту из медицинского института отдавило ногу при разгрузке. Он побледнел и сказал, превозмогая боль: «Пожалуйста, аккуратнее. Пожалуйста!». 

Через час после разгрузки было назначено вечернее построение. Комбат, худой и бледный теоретический физик в толстых очках из института физических проблем долго ходил перед строем, курил и задумчиво, точно сам с собой, разговаривал:

– На завтрашнее утро, друзья, назначена психическая атака нашего отдельного, орденов Мандельштама и Бердяева батальона московской интеллигенции. Форма одежды парадная – шляпы велюровые, очки в черных оправах, у взводных пенсне на концах аксельбантов, у командиров рот в нагрудных карманах не менее двух авторучек с золотым пером. Рядовые бойцы в белых рубашках с черными галстуками. Офицеры в дополнение к обычному форменному костюму двойке должны иметь жилет и часы на цепочке. Всеволод Евгеньевич, – комбат остановился возле командира музыкального взвода, – ваши люди идут сразу за знаменосцем. Играете… – тут он задумался, снял очки и потер тыльной стороной ладони уставшие глаза – Баховский концерт для двух клавесинов и оркестра. Аллегро. Не перепутайте, ради Бога, как в прошлый раз, когда заиграли ларго вместо аллегро. Не поддержи нас тогда минометным огнем соседи… 

Уже перед отбоем, в личное время, собрались в батальонной библиотеке и гадали по «Апокалипсису» Розанова. Капитану Энгельгардту выпало «Да будет благословен еврей. Да будет благословен и русский». Молоденький аспирант по имени Петя с кафедры романо-германской филологии московского университета раздавал всем желающим крошечные книжечки с афоризмами Ларошфуко, Лабрюйера и Вовенарга, приговаривая при этом: 

– Берите, господа, берите. У меня много этих сборников. В нашей университетской типографии их продают по себестоимости. А то не нужно ли вам писем Толстого к Рабле? – обратился он ко взводному с толстыми, точно свиные сардельки, усами. – Я у нашего прапорщика купил. У него прекрасные книги. И он честный очень. Я вам пришлю непременно. 

Построились еще затемно. С рассветом загрохотали барабаны и батальон с развернутым знаменем, на котором серебряными буквами по синему бархату было вышито ахматовское «Сжала руки под темной вуалью…» двинулся вперед по Земляному Валу в направлении станции метро «Таганская». 

– Красиво идут, – сказал официант трактира «Клондайк» кассиру, глядя, как в лучах утреннего солнца сверкают стекла очков и металлические колпачки авторучек в нагрудных карманах ротных. 

– Интеллигенты… – задумчиво протянул кассир и цыкнул зубом. 

Трибуна вкладчика

О рыбаках и рыбке

Шумит камыш. В макушку солнце греет. 
На речке клев сегодня с утречка.
Полдня стою. И рыба все крупнее
Срываться стала с моего крючка.

***

Спиннинг, удочки, лески, подсаки,
Волны плещут о берег игриво. 
Лучше рыб могут быть только раки, 
Но не те, что по пять, а под пиво.

***

Летний день. Тишина гробовая
Над рекой полноводной стоит.
На рыбалке так часто бывает,
Перед тем, как швырнешь динамит.

Без вариантов

Распоряжения нашего начальника точно такие же, как и его шутки: дошло не дошло, а смеяться приходится.

Объявление

Ресторан «Горящая изба». Только для женщин!

Он

Никто и не догадывается, что он нуждается в публичной похвале гораздо больше, чем все остальные.

Экспонат музея

Перед вами кирпич, упавший некогда на голову Исааку Ньютону, который, дабы не унижать величайшего ученого. Принято во многих странах считать яблоком.

Со сцены

Цветы первым семи девушкам, всем остальным – широченная улыбка ведущего!

Только у нас

Наша пицца отлично стройнит ваши кошельки!

Осторожный

Даже сам с собой он разговаривал исключительно шепотом.

***

Как невоспитанны мы стали!
А надо вежливее быть.
И если вы кого послали, 
Не поленитесь проводить!

***

С людьми, по замыслу творца.
Все очень просто происходит:
Друзья – приходят и уходят. 
Враги – накапливаются.

***

Пусть разум слегка ослабел,
Но статус мне этот удобен:
Подумаешь, поглупел,
Лишь умный на это способен!

***

Пить теплую водку – к похмелью,
Ругаться с женою – к рогам.
Читать анекдоты – к веселью,
Ходить на работу – к деньгам.

Такие разные

Захожу в трамвай, ищу карточку – вдруг кондуктор говорит: 

– Не надо. Я вам верю. Вы не станете блефовать.

– Что-о-о?!

– Я разбираюсь в людях, – говорит кондуктор. – Вы на авантюру не пуститесь. Для этого нужно что-то такое…

И он пошевелил замерзшими пальцами:

– Вы не станете обманывать. Вы не поставите все на карту.

Тогда я говорю:

– Вот что: у меня нет карточки – я вас обманул.

– Бросьте.

– Нету.

– Бросьте, – говорит кондуктор. – Посмотрите на себя. Сразу видно: вы прожили обыкновенную жизнь. Вы как все: днем – работа, вечером – телевизор.

И с этими словами отходит.

Зато подходит молодой крепыш в обтягивающей череп черной шапочке – контролер.

Я снова начинаю шарить по карманам – и вынимаю пластиковую карточку.

– А бумажный вкладыш?

Я говорю:

– У меня есть вкладыш. Если есть пластиковая карта – значит, есть вкладыш. Их продают вместе.

– По вашему вкладышу, – говорит контролер, – может ездить кто-то другой. Или вы, мой дорогой, катаетесь по чьей-то пластиковой карте. Я не люблю, когда мне врут, – продолжает с круглым черепом. – Я устал от вранья. Мы все устали от вранья.

Тут я нахожу вкладыш – и контролер исчезает.

Но в вагон заходит нищий.

К нему хочет подойти кондуктор – но он осаживает его царским жестом:

– Мы – у метро «Владимирская»? (Кондуктор кивает.) Скажите мне – куда устремится дальше ваш трамвай?

– В порт.

– И?

– И потом обратно.

– Очень хорошо, – говорит нищий и садится на пол.

Теперь слово за водителем.

Он тоже что-то должен сказать. Или запеть, или заговорить стихами…

Но он молчит – даже остановки не объявляет.

В зеркальце видно его абсолютно бесстрастное лицо.

Он молча управляет трамваем. 

Только очень дергает.

Дернет – и народ валится вперед. Дернет – и народ валится назад.

То ли трамвай ломаный.

То ли водитель чокнутый.

А скорей всего – и то, и то.

Такое время.

Детское время

Интересно, и в кого они?

Дух предпринимательства начал овладевать моими детьми в одном и том же возрасте. В шесть с небольшим лет.

Началось, конечно, с Катюши. Ею внезапно овладела страсть к бухгалтерским документам. Квитанции, чеки, накладные – все это стало для нее чем-то восхитительным и остро необходимым. Я покупал их пачками. Она ту т же заполняла – нам предъявлялись счета из ресторана, накладные на дома и машины. Все можно было купить по очень разумным ценам. Машину – за тридцать гривен. Дом – за сто. Мы покупали целые кварталы в Нью-Йорке и Киеве. Попутно Катюша заполняла журнал посещений и назначений в качестве доктора, выписывая больным самые необычные лекарства, названия которых она придумывала на ходу. Больше всех мне запомнился «Сутмитут». Катюша собирала все чеки, квитанции, авиабилеты, которые мы приносили домой. Они и сейчас лежат где-то в недрах ее комнаты, аккуратно сложенные в файлы.

Через несколько лет бизнес с тал принимать более реальные очертания. Катюша начала мечтать взять в аренду небольшой магазинчик и продавать в нем все очень нужное всем желающим. Продукты, канцтовары и прочие необходимые людям вещи. Каждый раз, завидев пустующую стеклянную каморку для консьержа возле нашего дома, она уговаривала меня взять ее в аренду.

А еще через год бизнес таки начался. Не устояв перед Катюшиным напором, я договорился с друзьями, которые держали детское кафе. Мы покупали в «Метро» упаковки «чупа-чупсов» и всяких разных конфет и привозили им на продажу – в розницу. Катюша зарабатывала по пятьдесят копеек с каждой упаковки.

Радости ее не было предела.

А потом… А потом она внезапно повзрослела, и ее интересы полностью изменились. Мы уже ничего не продавали и не покупали и лишь иногда, смеясь, читали книгу назначений «доктора».

Я уже стал забывать обо всем этом, но не тут-то было.

Вчера вечером Ванюша, в очередной раз взяв в нашей парадной какой-то рекламный буклет, заявил торжественно:

– Папуля, а давай откроем дома магазин! Будем зарабатывать денежки!

Лошадки

Машинки и куклы живут у детей.
А в доме у Маши – табун лошадей.
Лохматые гривы, пушистые челки…
Лошадки везде: на комоде, на полке.

Они на ковре, на стене, на подушке.
Лошадки – картинки, лошадки – игрушки:
Лошадка с повозкой, лошадка в попоне,
Лошадка – принцесса в блестящей короне.

Лошадки в журнале, в альбоме, в тетрадке…
Но нет среди них настоящей лошадки!
Ах, если б сейчас протянуть ей травинку,
Погладить живую и теплую спинку!

Наверняка!

Наверняка! Наверняка
Мечтают все мартышки
В мороз лепить снеговика,
Гонять хвостом ледышки!

Наверняка! Наверняка
Мечтают все пингвины
Под жарким солнцем греть бока,
И крылышки, и спины.

Наверняка! Наверняка
Любой из нас мечтает
О том, чего ему пока
Для счастья не хватает.

Маша и море

Стемнело давно… Только море шумело,
И спать не хотело.
Совсем не хотело!

Ворочалось море, стонало, вздыхало,
И спать не желало.
Совсем не желало!

И Маша в кроватке своей не спала:
Она почему-то
Заснуть не могла.

О чем-то мечтала и слушала море.
И море ее
Убаюкало вскоре.

И сразу притихло. Волнами плеснуло
Тихонько вздохнуло
И тоже уснуло…

Вернисаж Валерия Тарасенко 

Эх-х-х…

Кошмар из будущего

Когда в 2009-м какой-то малоизвестный шведский астроном с труднопроизносимой фамилией открыл некое «щелевое смещение», поначалу казалось, что налицо очередная ученая фенька. То есть там, внутри себя, яйцеголовые, конечно же, умного шведа прославили, даже собирались Нобелевскую премию вручить. Швед же – может и один что-то дельное придумать. 

Не то что в России, где и руководителя своего (прости, Господи) научного нужно в заявку включить, и из администрации двоих, а если «нобелевкой» пахнет, то и из правительства. 

А эти недоумки выступят пару раз на международных симпозиумах как «соавторы» (еще раз прости, Господи, извини, уж очень накипело) – и все, кранты. Стыдно становится Нобелевскому комитету таким олухам премию давать – воду бы за собой научились спускать в туалете. И то прогресс. Тьфу, блин, вот ведь не хотел, извините. Все, успокоился. К делу.

Итак. Магнус Бьорсендтроттен его фамилия. Умные-то люди и так все знают, но мало ли кто из администрации читать будет – пусть себе язык-то... Тьфу, опять. Еще раз извините.

Так вот. Щелевое смещение оказалось не просто выдающимся открытием, опровергающим целый ряд устоявшихся космогонических теорий, но и послужило индикатором уровня развития человеческой цивилизации. То есть где-то там, наверху, не как у нас, в кабинете с длинноногими секретаршами, а в космосе. Хе-хе, это я пошутил. Так вот, Внеземной разум расценил открытие Бьорсендтроттена как подтверждение выхода землян из состояния дикости в... ну, скажем так, люди. 

И сразу, безо всяких там бюрократических препон, раз – и в Совет Галактики. Полноправным членом. Со всеми втекающими и вытекающими. А там – тишь, гладь да Божья благодать. Основной принцип – Высшая Целесообразность! Все честно, все благородно. При этом всех кадровых дипломатов, цвет нации, блин, в расход.

Ну не так, как в былые годы. «Курсы переподготовки» называется это издевательство. «В сельских районах острая нехватка специалистов!» Конечно, нынче знание трех языков – штука бесполезная. У каждого сопляка – мини-транслятор в ухе. И законы теперь закрепляют под гипнозом. Сам себе и прокурор, и адвокат, и...

И кого на наши места? Жуликов каких-то, бандитов. Сегодня во весь интернет: «Победа Новой Землянской Дипломатии!» Ага, как же!

Конечно, когда эти альдебаранские осьминоги заявили, что наша Земля «им подходит» многие даже не поняли проблемы. А оказалось, что воды у нас больше, чем суши. Кто бы мог подумать, господа из администрации, а? А значит, по принципу Высшей Целесообразности надо им к нам переселиться, а нам – на их планету. Там воды – кот наплакал. Зато суши – завались. Ну и что, что ни кислорода, ни растений? И планета тяжелее. И Луны нет. Это все семечки для Полноправных членов Совета Галактики. Они же (осьминоги проклятые!) тоже прощаются со своей планетой. Так что все в равных условиях. И более того, всем будет лучше. А то, что сила тяжести у них в полтора раза больше – их не парит. В воде-то один хрен. Поубивал бы гадов. И осьминогов, и наших!!

И по уровню развития мы, видишь ли, на одной ступени – А878. Ниже только полуразумные мхи с Денеба. 

Эх, мне б такое дело – разрулил бы за полгода. Все законы бы перелопатил, всю их подлую осьминожью сущность изучил, я бы...

Но нет! Теперь на марше только Новая Землянская Дипломатия. «Победа Земного Разума». Постыдились бы, большими-то буквами! 

По существу наши спорить не стали. Тут дотюмкали, слава Богу! Не можем мы, если все честно и по существу. Точнее можем, но не на Земле, а в… Даже слова нормального не подберу. На Альдебаране этом вонючем. Там наше место!

И что придумали? Ага, доказали, что мы на другой ступени развития. То есть не плебейские А878, а бери выше – В635. А это уже основы телепатии-телекинеза, и осьминоги драные нам не ровня.

И как доказали-то. Просто зла не хватает. Нашли какого-то хмыря у трех вокзалов, отмыли, приодели – и вперед.

Три наперстка – один шарик. Осьминог из десяти раз ни одного не угадал. А этот Тимофей Пеньдюренко – десять из десяти. Ага, все на доверии – разумные же существа, блин. Полноправные члены, мать их в кочерыжку! Этого прощелыгу не то что стандартный галактический детектор правды, его московская милиция ущучить не смогла. А вы говорите!

Нет, ну что за времена настали, а? Честному дипломату что, в наперсточники переквалифицироваться? Или все же в сельские механизаторы?

Так, глядишь, и проституция с порнографией пригодятся. И наркомания пополам с хиромантией и астрологией. А то и просто психов выпустят из дурдома – и туда же, в дипломатию.

Эх-х-х…

– не катит нынче! Разве что этим, городским.