Работать участковым терапевтом в одной из киевских поликлиник я начал в памятном 1986 году. Как водится, в первые несколько месяцев работы участковые совершенно не знают еще своего населения, и потому с ними периодически случаются всякие казусы.

Как-то в журнале вызовов на дом я прочитал поразившие меня паспортные данные: «Зильберман Евсей Израилевич, 1885 года рождения». По нехитрым прикидкам выходило, что больному уже стукнул 101-й годик. Проходя мимо окошек регистратуры, я отпустил ехидное замечание насчет «некоторых девиц, которые только о мужиках и думают — даже год рождения толком записать не могут». На что обидевшиеся девочки-регистраторы тут же продемонстрировали мне начертанный собственноручно больным бланк вызова. На нем, как на запыленной бутылке старинного вина, действительно стояло: «1885 год».

Я просто обалдел. Я и не думал, что евреи столько могут жить на этой земле. Конечно, я читал про мафусаилов век — но думал, что в нашей стране это может относиться исключительно к обитателям высокогорных сел Абхазии и Азербайджана. Как ХХ век с его веселенькими событиями еврейской истории мог дотянуть человека до цифры «101» — этого я, топая на вызов, понять решительно не мог. 

…Дверь мне открыл высоченный старик. Череп как будто пергаментом обтянули, пятна старческой «гречки» на коже. По длиннющему коммунальному коридору проследовали в маленькую комнатку. Уж и не помню, осматривал ли я когда-нибудь кого-нибудь настолько тщательно, скрупулезно. Но ничего — сердце билось ровно, да и прочие органы работали хоть куда.

Конечно, спросил, как положено:

— На что жалуетесь?

Ответ меня ошеломил:

— Как полы в квартире вымою — голова несколько часов кружится…

Я опешил:

— А вы что — еще полы моете?

Дед зыркнул на меня обиженно:

— Вы, доктор, наверное, законов коммуналки не знаете — свою неделю по местам общего пользования каждый жилец должен отдежурить… А мне кто полы вымоет? Дочь умерла давно, внук — в Израиле, а правнучка — да ее только кавалеры и танцульки интересуют; разве она догадается лишний раз прадедушку навестить и полы за него вымыть?..

Ответить мне было нечего.

Приступив к рецептам, я поинтересовался:

— Может, вам со льготой лекарства выписать — вы случайно не участник войны?

— Это какой же такой войны? — саркастически вопросил Евсей Израилевич. — Первая мировая без меня обошлась, а что касается Отечественной — так ведь в 41-м году мой возраст давно уже непризывным был…

И вновь — немая сцена.

Через год старый дом поставили на капремонт, все обитатели отправились жить на Харьковское шоссе — и пропал древний Мафусаил из моего поля зрения.

А вскоре был еще один случай, в чем-то схожий. На сей раз пациент был 1922 года рождения. Этот год редок: многих из родившихся в первой половине 20-х выкосила война. Осматривая крепкий торс моего больного, увидел я и огнестрельное ранение со входным и выходным отверстиями, и застрявший в боку старый осколок нащупал. Поэтому, переходя к выписке рецептов, спросил уверенно:

— Вам со льготой выписывать — ведь наверняка же участник войны?

Мужик почему-то смутился: 

— Да нет, нет, никакой я не участник…

Назавтра в поликлинике я в разговоре со своей участковой медсестрой упомянул о промашке. Опытная, лет двадцать проработавшая на участке сестричка поинтересовалась, у кого именно я был на вызове, и усмехнулась довольно невесело: 

— Ну… в общем, он в войну полицаем был. После войны пятнадцать лет оттрубил в Воркуте. Так что, строго говоря, он вам, доктор, неправду сказал — в войне-то он очень даже участвовал, только не на той стороне…

P. S. Перечитав этот рассказ, написанный более двадцати лет назад, я горестно вздохнул о моем дорогом еврейском Мафусаиле. Вряд ли он дожил до наших дней — и тем самым упустил шикарный шанс получить прощение от бывшего фашистского полицая. И тогда они вдвоем идеально символизировали бы примирение ветеранов — истинно голубую мечту «оранжевого» президента Украины.