Аркадий Аверченко: Резная работа
Недавно один петроградский профессор забыл после операции в прямой кишке больного В. трубку (дренаж) в пол-аршина длиной.
В операционной кипит работа.
– Зашивайте,– командует профессор. – А где ланцет? Только сейчас тут был.
– Не знаю. Нет ли под столом?
– Нет. Послушайте, не остался ли он там?..
– Где?
– Да там же. Где всегда.
– Ну где же?!
– Да в полости желудка.
– Здравствуйте! Больного уже зашили, так он тогда только вспомнил. О чем вы раньше думали?!
– Придется расшить.
– Только нам и дела, что зашивать да расшивать. Впереди еще шесть операций. Несите его.
– А ланцет-то?
– Бог с ним, новый купим. Он недорогой.
– Я не к тому. Я к тому, что в желудке остался.
– Рассосется. Следующего!.. Первый раз оперируетесь, больная?
– Нет, господин профессор, я раньше у Дубинина оперировалась.
– Ага!.. Ложитесь. Накладывайте ей маску. Считайте! Ну? Держите тут, растягивайте. Что за странность! Прощупайте-ка, коллега... Странное затвердение. А ну-ка... Ну вот! Так я и думал... Пенсне! Оригинал этот Дубинин. Отошлите ему, скажите – нашлось.
– А жаль, что не ланцет. Мы бы им вместо пропавшего воспользовались... Зашивайте!
– А где марля? Я катушки что-то не вижу. Куда она закатилась?
– Куда, куда! Старая история. И что это у вас за мания – оставлять у больных внутри всякую дрянь.
– Хорошая дрянь! Марля, батенька, денег стоит.
– Расшивать?
– Ну, из-за катушки... стоит ли?
– Я к тому, что марля... в животе...
– Рассосется. Я один раз губку в желудок зашил, и то ничего.
– Рассосалась?
– Нет, но оперированный горчайшим пьяницей сделался.
– Да что вы!
– Натурально! Выпивал он потом, представьте, целую бутылку водки – и ничего. Все губка впитывала. Но как только живот поясом потуже стянет – так сразу как сапожник пьян.
– Чудеса!
– Чудесного ничего. Научный факт. В гостях, где выпивка была бесплатная, он выпивал невероятное количество водки и вина и уходил домой совершенно трезвый. Потом дома уже – потрет руки, крякнет: «Ну-ка, рюмочку выпить, что ли!» И даванет себя кулаком в живот. Рюмку из губки выдавит, закусит огурцом, походит – опять: «Ну-ка, – говорит, – давнем еще рюмочку!..» Через час – лыка не вяжет. Так пил по мере надобности... Совсем как верблюд в пустыне.
– Любопытная исто... Что вы делаете? Что вы только делаете, поглядите!!! Ведь ему гланды нужно вырезать, а вы живот разрезали!!
– Гм... да... Заговорился. Ну все равно, раз разрезал – поглядим: нет ли там чего?..
– Нет?
– Ничего нет. Странно.
– Рассосалось.
– Зашивайте. Ффу! Устал. Закурить, что ли... Где мой портсигар?
– Да тут он был; недавно только держали. Куда он закатился?
– Неужто портсигар зашили?
– Оказия. Что же теперь делать?
– Что, что! Курить смерть как хочется. И потом, вещь серебряная. Расшивайте скорей, пока не рассосался!
– Есть?
– Нет. Пусто, как в кармане банкрота.
– Значит, у кого-нибудь другого зашили. Все оперированные здесь?
– Неужели всех и распарывать?
– Много ли их там – шесть человек! Порите.
...........................................
– Всех перепороли?
– Всех.
– Странно. А вот тот молодой человек, что в двери выглядывает? Этого, кажется, пропустили. Эй, вы – как вас? – ложитесь!
– Да я...
– Нечего там – не «да я»... Ложитесь. Маску ему. Считайте.
– Да я...
– Нажимайте маску крепче. Так. Где нож? Спасибо.
– Ну? Есть?
– Нет. Ума не приложу, куда портсигар закатился. Ну, очнулись, молодой человек?
– Да я...
– Что «вы», что «вы»?! Говорите скорей, некогда...
– Да я не за операцией пришел, а от вашей супруги... Со счетом из башмачного магазина.
– Что же вы лезете сюда? Только время отнимаете! Где же счет? Ложитесь, мы его сейчас извлечем.
– Что вы! Он у меня в кармане...
– Разрезывайте карман! Накладывайте на брюки маску...
– Господин профессор, опомнитесь!.. У меня счет и так вынимается из кармана. Вот, извольте.
– Ага! Извлекли? Зашивайте ему карман.
– Да я...
– Следующий! – бодро кричит профессор. – Очистите стол. Это что тут такое валяется?
– Где?
– Да вот тут, на столе.
– Гм! Чей-то сальник. Откуда он?
– Не знаю.
– Сергей Викторович, не ваш?
– Да почему же мой?! – огрызается ассистент. – Не меня же вы оперировали. Наверное, того больного, у которого камни извлекали.
– Ах ты ж, Господи, – вот наказание! Верните его, скажите, пусть захватит.
– Молодой человек! Сальничек обронили...
– Это разве мой?
– Больше ничей, как ваш.
– Так что же я с ним буду делать? Не в руках же его носить... Вы вставьте его обратно!
– Эх, вот возня с этим народом! Ну ложитесь. Вы уже поролись?
– Нет, я только зашивался.
– Я у вас не забыл своего портсигара?
– Ей-Богу, в глаза не видал... Зачем мне...
– Ну что-то у вас глаза подозрительно бегают. Ложитесь! Маску! Считайте! Нажимайте! Растягивайте!
– Есть?
– Что-то такое нащупывается... Какое-то инородное тело. Дайте нож!
– Ну?
– Постойте... Что это? Нет, это не портсигар.
– Бумажка какая-то... Странно... Э, черт! Видите?
– Ломбардная квитанция!
– Ну конечно: «Подержанный серебряный портсигар с золотыми инициалами М. К.» Мой! Вот он куда закатился! Вот тебе и закатился...
– Хе-хе, вот тебе и рассосался.
– Оборотистый молодой человек!
– Одессит, не иначе.
– Вставьте ему его паршивый сальник и гоните вон. Больных больше нет?
– Нет.
– Сюртук мне! Ж-живо! Подайте сюртук.
– Ваш подать?
– А то чей же?
– Тут нет никакого сюртука.
– Чепуха! Тут же был.
– Нет!.. Неужели?..
– Черт возьми, какой неудачный день! Опять сызнова всех больных пороть придется. Скорее, пока не рассосался! Где фельдшерица?
– Нет ее...
– Только что была тут!
– Не зашили ли давеча ее в одессита?!
– Неужели рассосалась?..
– Ну и денек!..
