«Фонтан» памяти Валерия Хаита – март 2025 – №122 (325)

19.03.1939...01.02.2025

Содержание номера

Девизы и минимы

Памяти Валерия Исаковича Хаита

19-го марта – день рождения Валерия Хаита. В этом году – первый день рождения без него... Без нашего капитана, нашего редактора, нашего друга...

Родился Валера в селе Новая Прилука Винницкой области, вырос в Аккермане, а стал знаковой фигурой для Одессы и очень ярко вписал своё имя в историю нашего города.

Блистательный капитан одесской команды КВН в 60-х годах, руководитель одесских команд-чемпионов 1972-го и 1987-го годов, Валера так очаровал одесситов, что его носили на руках. Причём, бывало, что и в прямом смысле. 

А на весёлую и находчивую братию он произвёл такое впечатление, что всех капитанов КВН того времени стали называть «ХАИТ-компанией». И это не просто намёк на национальную принадлежность капитанов, но и без всяких шуток – свидетельство уважения лично к Хаиту. 

И ещё об уважении. По документам Хаит был  Валерием ИсАковичем (именно так, с одним 'а'), но мы, молодые КВН-щики – «птенцы гнезда Хаита», не экономили на буквах, и с огромным почтением называли его Валерием ИсАААковичем.

Да разве только КВН-ом славен Хаит!..

Писатель, поэт, драматург, телеведущий...

Вице-президент Всемирного клуба одесситов...

Он один из основателей одесской ЮМОРИНЫ...

Он автор (вместе с Г.Голубенко и Л.Сущенко) знаменитых капустников в Одесском Доме актёра, на которые было не попасть – хотели увидеть все, а игрались они всего два раза в год (больше не позволяло партийное руководство).

Без Хаита не стоял бы в центре Одессы памятник Исааку Бабелю и не было бы международной литературной премии его имени.

В общем, невозможно перечислить всё, что сделано Валерием Исаковичем! Сколько им написано стихов, издано книг, создано телепроектов! 

И редактор он был от бога! С 1997-го года по 2025-й год – бессменный главный редактор Одесского юмористического журнала «Фонтан».

Уровень журнала определили слова его главного редактора: «Юмор, у которого есть срок годности, настоящим юмором не является».

Вообще, вся жизнь Валеры была фонтаном. И не только юмора. Это был ещё и «фонтан любви»: любви к друзьям, к литературе, к талантливым людям...

А ещё он был романтиком, идеалистом, немного мистиком... Считал, что смерти нет и душа человека вечна...

Но война и кончина старшего сына Жени убили Валеру...

А вдруг он прав, и душа его живёт?

Тогда он знает, что мы его помним и любим... 

Абитуриенты

Катер ходил в Овидиополь каждый час, так что опоздать было невозможно. Папку с документами и бутерброд я положил в свой школьный портфель и пошел на причал. Было начало июля, я не торопился, тени от коротко подстриженных шелковиц как раз хватало на ширину цементного тротуара, я шел, помню, чего-то напевая, утро было прекрасным и к тому же неповторимым: я отправлялся в замечательный город Одессу подавать документы в политехнический институт. На факультет атомной энергетики, между прочим. Теперь нужно вспомнить был ли такой факультет в одесском политехе в те годы… Ладно, если его и не было, все равно что-то, связанное с мирным атомом, было.

Эта деталь важна, чуть позже станет ясно почему.

Я прошел мимо крепости, постоял немного над обрывом, посмотрел по привычке налево  – видны ли сквозь туман Чаиры – большой рыбацкий поселок на берегу Лимана. Так, не видны, значит сегодня будет отличный клев. Жаль без меня…

Я спустился к пристани и увидел, как к причалу подходит катер из Овидиополя. Прибывшие пассажиры вышли, я ступил на сходни и вот мы уже плывем, я стою на верхней палубе, на Лимане мертвый штиль, катер аккуратно разрезает воду, потом я смотрю назад и вижу, как постепенно уменьшаются в размерах крепостные башни и деревья на берегу. Через сорок пять минут мы уже в Овидиополе, и тут нужно исхитриться выйти одним из первых, поскольку такси всегда не хватает, а мне в Одессу надо позарез и пораньше. К счастью я все-таки подсаживаюсь четвертым чуть ли не в последнюю машину, отдаю приготовленные два рубля и мы едем по знакомой дороге. Проходит минут сорок, начинаются пригороды, еще минут десять и мы уже у Привоза…

Дальше я помню хуже, вот разве что осталось в памяти, как, придя в приемную комиссию политеха, я вдруг узнал, что поскольку факультет «атомный», то мне обязательно нужно пройти флюорографию, а результат только завтра, а спать мне негде, словом, проблемы. Я совсем было огорчился, но тут парень, тоже, видимо, из приезжих, сказал мне: а пошли в строительный, там, кажется, никакой рентген не нужен. Я присоединился и безо всяких проблем в течение часа сдал документы. С легкостью, обратите внимание, отказавшись от мечты служить мирному атому. Правда причина у меня была весьма уважительная. Я должен был вернуться в этот же день не только по причине отсутствия ночлега в Одессе. Меня ждала Л., правда не совсем меня, просто я знал, что она в этот вечер обязательно будет на летней танцплощадке дома культуры. А, значит, и я буду ее приглашать, во всяком случае модный тогда вальс-бостон « Грустные ивы склонились к пруду…» будет мне с нею обеспечен…

Впрочем, этот рассказ совсем о другом, тем более, что об Л. писать мне сложно, давным-давно все выгорело да к тому же и сам я во многом виноват …

Обратный путь был тоже не долгим…

Оставшаяся часть лета перед вступительными экзаменами  промелькнула быстро, я ловил лиманских бычков с лодки, ездил на Бугаз к морю, а по вечерам с помощью Л. совершенствовался в вальсах и фокстротах. У нее, вроде, был где-то жених…, все-все, я же обещал об этом больше ни слова...

В Одессе всех абитуриентов поселили в институтском общежитии на Комсомольской, нас в комнате оказалось четверо. Два друга – Боря и Эдик, кажется из Измаила, я из Аккермана и, то ли Олег, то ли Алик, не помню, вроде бы из Николаева. Первые двое были крепкие, спортивные ребята, они носили яркие, почти одинаковые футболки, лишь подчеркивающие их мускулатуру. Олег (или Алик) был им полной противоположностью: вялые пухлые руки, черный костюм (летом!), под пиджаком модная нейлоновая рубашка с узким черным же галстуком. И еще я запомнил, что у него было какое-то чересчур бледное лицо, с каким-то (простите за штамп) болезненным румянцем. Он был тихим и очень интеллигентным, с утра до вечера куда-то уходил, говоря, что идет заниматься к одесским знакомым. Мы же – Боря, Эдик и я изо всех сил грызли гранит науки. Я имею в виду науку поступления: писали «шпоры», нашивали на внутренней стороне рубашек карманчики для них, пытались гонять друг друга по всей программе. Тут, нужно признаться, они оказались гораздо более подготовленными, чем я, и мне даже было не совсем понятно,  зачем они пишут шпаргалки. Они вообще были очень начитанные, уверенные в себе ребята, я помню, очень завидовал этой их уверенности и бойкости. Да, да, во мне до сих пор живо ощущение блеска, с которым Боря и Эдик отвечали на вопросы билетов, какая у них была точная речь, как они здорово шутили.  И то, что они получили тройки по сочинению, было для меня полной неожиданностью. Но не для них. Боря и Эдик знали и то, что, хотя из всех одесских вузов наибольшее число евреев брали именно в строительный, но все же далеко не всех, не всех…

Мы же с Аликом получили по четверке, у него с графой вообще было все  порядке, я же, как догадался значительно позже, был в отличие от Бори с Эдиком в конце алфавитного списка. И, возможно, к «моей» букве необходимый отсев уже заканчивался. Ребята понимали, что дело плохо, проходной балл был 23 из 25, но все же они решили попытать счастья дальше. На следующем, уже устном экзамене, кажется на химии, я готовился к ответу в одно время с ними и, помню, как здорово они отвечали, причем без всяких шпаргалок. Преподаватель, вроде бы, их даже похвалил, но в экзаменационных листах аккуратно вывел каждому по «хорошо». На следующее утро они забрали документы и уехали.

Потом я даже пытался разузнать, что стало с Эдиком и Борей.  Кто-то рассказал будто бы после неудачи в Одессе они тут же поехали в село Петровку, где был то ли строительный, то ли сельскохозяйственный техникум. И поступили, конечно...

 Итак, мы с Аликом остались в общежитии одни, точнее, я остался один. Поскольку к концу экзаменов он даже ночевать перестал приходить. Я не знал, сколько у него было баллов, но раз он продолжал сдавать экзамены, значит, шансы имел. 

Вечером накануне последнего экзамена я услышал на нашем этаже какой-то  шум и громкие голоса. Выйдя в коридор, я увидел коменданта общежития, двух милиционеров и группу явно чем-то возмущенных абитуриентов из других комнат. 

 «Ты в этой комнате живешь?» – спросил комендант.  Я кивнул. «У тебя ничего не пропало?»  «Да вроде нет…А что?...» Выяснилось, что у многих ребят на нашем и других этажах пропали довольно ценные вещи. «А этот тоже в твоей комнате жил?...» – продолжал свой допрос комендант. И тут я увидел Алика. Все тот же черный костюм и узенький галстук на фоне белоснежной нейлоновой рубашки.  Правда, румянец горел на щеках чуть ярче. «Да не я это, не я» – бормотал Алик и я обнаружил, что милиционеры зачем-то держат его под руки. «Ты за ним ничего такого не замечал?» – продолжал свое комендант. «Скажи им, скажи, ведь в этой комнате еще и другие ребята жили, наверно это они…» – пытался вырваться из крепких рук стражей закона Алик. «Да ладно, – сказал комендант, все и так ясно… На чердаке мы его обнаружили вместе с украденными вещами. Он как раз их сортировал, не все, видите ли, ему подходило… Вот жук! А еще при галстуке!..»

Наутро я сдал последний экзамен – немецкий язык. Я почти ничего не знал, но преподаватель спросил меня лишь переводной текст, который я скорее угадал, чем перевел, и он, взглянув на мои остальные оценки, написал «отлично». Именно столько мне и не хватало, чтобы пройти хотя бы на самый непопулярный тогда факультет – санитарно-технический…

Еще неделю я побыл дома и первого сентября отправился с остальными первокурсниками постигать трудную науку сбора кукурузы. На улице стоял 1956-год, Никита Сергеевич был в самой силе, и в Одессу мы должны были вернуться лишь через месяц. А там на выходные я, конечно же, поеду домой в Аккерман, где с удовольствием продолжу свое окончательное расставание с Л., которое, по правде говоря, растянулось на годы...

Спасибо за Одессу!

1967 год. Я – школьник, мне 12 лет. И по телевизору идет КВН. И я смотрю с родителями. А там капитан Одесской команды. Такой остроумный, такой обаятельный. Мне кажется, его любили все. И я, конечно! Валерий Хаит. 

Мог ли я тогда знать, что мы станем друзьями, что будем на «ты». А потом будет 1997 год. И Валера Хаит позвонит и скажет, что начинает выходить Одесский юмористический журнал «Фонтан». И попросит рассказ для первого номера. А потом будет звонить каждый месяц и говорить:

– Сашец, где рассказ в номер? Я жду!

И я регулярно начну писать новые рассказы, потому что они, оказывается, нужны! Это с его легкой руки, это благодаря его доброму отношению, его поддержке. А критиковать он тоже умел. И иногда говорил:

– Сашец, хороший рассказ! Но не в твою силу.

И я писал новый. А еще он подарил мне Одессу. Он приглашал. На юбилеи «Фонтана», на свои дни рождения, а потом он придумал международную премию имени Бабеля, и я снова приезжал в Одессу. И нет у меня ничего, дороже этой премии. А еще посиделки во Всемирном клубе одесситов, где можно было запросто чокнуться и перемолвиться с Михаилом  Жванецким. Вспомнил, как улыбался Хаит, когда я прочитал там это посвящение любимому журналу «Фонтан»:

 «Нынче гонорар все реже встречается в природе в его первозданном виде. Где эти окошки с бухгалтерами, платежные ведомости и самое приятное – роспись в графе «получил»? Вместо этого чаще всего – конверт с оговоренной суммой, передаваемый из рук в руки без росписи, часто не пересчитывая… Это уже – как секс без любви: тоже приятно, но трепета не вызывает. 

Одесский юмористический журнал «Фонтан» платит гонорар исправно, день в день. Сегодня деньги можно перечислять на карточку, на сберкнижку, на мобилку, но они – традиционно и по старинке: по почте, переводом. А гонорар в «Фонтане», как выражается их главред – скромный, но символический. И думает этот главред: выпустил журнал, отправил авторам гонорар – и все! Нет, далеко не все! Гонорар ваш еще нужно получить…

Почтовое отделение находится в пяти минутах ходьбы от меня. Но отделение, обслуживающее мой дом – в двадцати минутах. Переводы на нашей почте выдают в том же окошке, где выдают пенсии. А пенсионеры – это люди, которым надоело работать, но не надоело жить! Их у нас в стране много, держава от них стонет, но терпит, и, несмотря на то, что они подрывают экономику, пенсию регулярно выплачивает.

Поэтому в этом окошке всегда очередь. И так как прихожу я примерно в один и тот же день, то и стоят в этой очереди одни и те же люди. Стоим, народ потихоньку подходит, получает. Кто 967 гривен, кто даже 1245, самая захудалая бабуля – 894… И тут я протягиваю в окошко такой же самый паспорт, расписываюсь, как все, только получаю я, как правило, гривен 75. Редко – 80. Получаю, отхожу и мгновенно ощущаю всем телом такую волну сочувствия, аж слезы наворачиваются. Что бедно у нас народ живет – многие знают, а что бывают у некоторых и такие пенсии, никто в очереди даже не представлял. И вот провожают они все меня сочувствующими взглядами, а я только голову опускаю и молчу. Не буду же я каждому объяснять, что это я почтовый перевод, в смысле, гонорар получил. Кстати, однажды за особо длинный рассказ мне целых 100 гривен привалило. Отхожу я от окошка с деньгами, а одна пенсионерка мне улыбнулась и говорит с оптимизмом:

– Я вижу, вам тоже немного добавили!.. 

Ну, ясное дело, что у нас на одну пенсию, хоть какую, не прожить. Поэтому предприимчивые бабульки из той очереди – в подземном переходе позади моего дома, называемом в народе «задний проход», приторговывают: кто укропчик продает, картошечку, кто – лучок, яблочки, кто – свои огурчики, грибочки маринованные в баночке. И когда прихожу я, меня они узнают сразу, и скидка у меня на все товары действует – ну просто баснословная! Жена мне всегда какую-нибудь старую куртку дает и посылает за покупками. Потому что так дешево, как я покупаю – никто не умеет! И экономия от этого такая, что я на этих гонорарах за последнее время просто прилично поднялся. Поэтому и стараюсь я изо всех сил, чтобы публикации мои в журнале «Фонтан» шли регулярно и умоляю главреда об одном – не дай бог, он вздумает повысить гонорары! Не дай, Господи! Тогда все, кранты – хрупкое благосостояние мое рухнет, и снова художнику, а также его несчастной семье – быть голодными. И хоть говорят, что настоящий художник должен страдать, но мне-то такое за что? Признаюсь честно – не за что…»

Последний номер «Фонтана» под редакцией Валерия Хаита, вышел в ноябре 2024 года. В нем есть мой рассказ, который бессменный главный редактор журнала поставил в номер. Я знал, что Валера тяжело болеет. Честно говоря, мне казалось, что я готов, но, оказалось, что не готов. Никто больше не позвонит и не скажет мне:

– Сашец…

Прости, мой дорогой друг! Я тебя никогда не забуду. Спасибо тебе за все. Прощай…

Из «Книги читателя» 

Радуга Валерия Хаита

Было это в самом начале 2000-х на книжной выставке «Зеленая волна» в Одессе. Проходила она тогда на Морвокзале.

– Смотри, Валерий Хаит! – сказала моя заместитель Галина Биленко, указывая на мужчину, остановившегося возле стенда недалеко от нашего. Сказала с восторгом большой поклонницы КВНа давних лет и тут же добавила мечтательно:

– А вдруг и к нам подойдет!

И через минуту он таки действительно подошел! Со своей замечательной хаитовской улыбкой и широко распростер руки, будто сразу хотел заключить нас в объятия.

– Журнал «Радуга»! – воскликнул Хаит. – А я как узнал, что вы здесь, сразу начал искать, и так рад, что нашел!

Потом он попытался представиться. Но Галина остановила его:

– Мы вас знаем!

И даже, кажется, сказала, что любим.

– Тогда перейдем к делу, по поводу которого вас искал, – спрятал улыбку Хаит. – Мой большой друг Александр Лозовский написал прекрасный, на мой взгляд, роман. И моей жене он очень понравился. Она у меня опытный книгочей. Может, вы тоже почитаете и даже захотите напечатать? Я вот прихватил его с собой.

С этими словами он протянул довольно увесистое произведение.

Когда же Хаит ушел, Галина вздохнула:

– А я-то думала, что он хочет нам что-то свое предложить.

Я кивнул, что, мол, тоже так считал.

– А все-таки хорошо, что он принес не свое! – вдруг объявила Галина.

– Почему?

– Ты же очень строгий редактор, и вдруг тебе бы не понравилось, не захотел бы напечатать, а я бы тогда сильно расстроилась...

Да, конечно, я строгий, и заместитель Галина, кстати, тоже. Но роман, который рекомендовал Валерий Хаит, мы в «Радуге» напечатали. Более того – талантливый прозаик Александр Лозовский стал нашим постоянным автором. На страницах журнала в последующие годы печатались его новые романы, повести, рассказы...

А в тот выставочный день буквально через десять минут Валерий Хаит появился возле нашего стенда снова.

– А вы идете на фуршет по случаю открытия выставки?

– А что, будет фуршет?

Мы на эту выставку тогда приехали впервые и всех тонкостей не знали.

– Конечно, прямо сейчас! А вам пригласительные дали?

Мы развели руками.

– Ничего, со мной пройдете.

Я начал отнекиваться. Мол, ведь если не приглашали...

– Так я же вас приглашаю! И хочу там познакомить с Михал Михалычем Жванецким!

Это, конечно, был серьезный аргумент.

Когда где-то через год уже наш близкий товарищ Валерий Хаит снова объявился с рукописью, мы не сомневались: это точно принес свою.

Он начал издалека:

– Пришло, значит, в редакцию «Фонтана» письмо, очень смешное, – и в подтверждение тут же процитировал несколько строк. – Я сразу автору предложил прислать поскорее и свои рассказы. Уже напечатал в нескольких номерах. Но она, этот автор, пишет не только юмористические рассказы, вот я и принес вам подборку других, тоже, мне кажется, нет – я уверен, отличных. Давайте публикациями в «Фонтане» и «Радуге» поддержим вместе  начинающий большой талант.

Так, благодаря Валерию Хаиту, у нас появился еще один замечательный автор и друг – Марианна Гончарова, ставшая в скором времени знаменитой далеко за пределами Украины.

А потом мы ждать больше не стали и сами предложили Валерию Хаиту напечататься в «Радуге».

– У нас ведь и раздел есть соответствующий – сатиры и юмора.

В ответ услышали:

– Да что же я один! Почему один, если у вас такой правильный раздел?!

И родилась идея в одном из ближайших наших номеров дать цикл текстов под рубрикой «Журнал 'Фонтан' в гостях у 'Радуги'», то есть главный редактор «Фонтана» Валерий Хаит щедро зачерпнул для нас оттуда наиболее примечательные публикации. Здесь, например, были тексты Романа Карцева, Георгия Голубенко, Михаила Векслера, Вячеслава Верховского, Бориса Бурды, Натальи Хаткиной... И конечно, самого Валерия. Его веселые миниатюры. Правда, совсем немного. Мы даже посетовали по этому поводу.

– Как-нибудь в другой раз будет больше, – был ответ. – Главное, что «Фонтан» широко представлен своими лучшими авторами.

Номер вышел, и Хаит позвонил нам:

– Огромное спасибо!..

Я перебил его:

– Это тебе спасибо. Такие авторы, такие тексты...

Теперь уже он не дал мне договорить:

– Ты даже не знаешь, за что я тебе особо благодарен. За твою оценку «Фонтана»!

Он сделал паузу, но я тоже молчал, не поняв, что он имеет в виду. И тогда он пояснил:

– Во врезе к этой публикации ты написал: «Юмористический 'Фонтан' по своему содержанию и качеству произведений – литературный журнал в самом истинном смысле этого определения». Да, для меня так важно, что не просто юмористический, а литературный! Ведь талантливо написанные юмористические произведения – это не какое-то там чтиво, это один из жанров художественной литературы! И в понимании этого мы с тобой, с «Радугой» едины. Я так рад! Еще раз спасибо!

Однажды он нам объяснил, почему на обложке «Фонтана» тоже нарисована радуга: 

– Тот, кто читает «Фонтан», – улыбается, смеется, радуется. А ведь радуга – это и есть радость!

В литературе Валерий Хаит был очень многогранен, разносторонен. И ему не особо нравилось, когда его называли писателем-юмористом. Ведь он также писал литературоведческие статьи и рецензии, серьезную публицистику, стихи...

На страницах «Радуги» после той первой публикации мы неоднократно знакомили наших читателей с творчеством Валерия Хаита. А к очередному его юбилею даже подготовили специальный выпуск «'Радуга' Валерия Хаита», на обложке которого был портрет Валерия, а в самом журнале только его работы под самыми разными рубриками: 'Проза', 'Поэзия',  'Литературный взгляд', 'Люди и книги'...

А как мы гордились, когда Валерий Хаит именно нашему издательству доверил выпустить собрание своих сочинений. То, что писал многие десятилетия. Семь томов!

Это был непростой издательский проект. Автор был строг к самым незначительным деталям, когда готовились оригинал-макеты, обложки каждой из тех книг. Валерий Хаит все здесь придумал заранее, представлял, как должно быть в идеале. К чему всегда и в этот раз тоже стремился. Тем более сказывался многолетний опыт издания своего журнала «Фонтан».

Возвращаюсь к тому, сколько талантливых авторов подсказал нам Валерий, сколько раз нам помог, подарил радость встреч со своими замечательными друзьями, многие из которых стали и нашими друзьями. Некоторые фамилии я уже перечислил выше. Охотно назову еще ряд: Евгений Деменок, Игорь Кнеллер, Юрий Радзиевский, Григорий Барац, Михаил Яснов, Сергей Махотин, Мэелис Кубитц…

Это была удивительная способность Валерия Хаита – подставлять плечо, щедро делиться лучшим. А сколько прекрасных идей, проектов рождалось в его голове и сердце! И он умел воплощать их в жизнь.

Мне посчастливилось быть членом жюри Одесской международной литературной премии им. Исаака Бабеля, которую придумал и организовал В. Хаит. Сначала он поделился своим замыслом с чиновниками. Те заверили, что идея великолепная и они несомненно примут участие. Но потом выдвинули такие условия, что Валерий вынужден был от их услуг отказаться. Другой бы опустил руки, сдался, но не Хаит. Он нашел выход. Премия родилась (хотя на год позже), просуществовала шесть лет – шесть полноценных сезонов, и если бы не война...

Участие в жюри – это были одновременно и работа, и радость. Четкая организация, серьезные обсуждения, горячие споры, но вместе с тем приятное дружеское общение, шутки, улыбки, смех. Встречались в Одессе и активно переписывались. Именно Хаит всегда умел задать нужные настрой, атмосферу. 

Как-то раньше я несколько скептически относился к словам одесских старожилов – мол Одесса нынче не та. А без Валерия Хаита в самом деле стала не та...

Музыка

Конечно, интересней было бы написать, что в комнате, которую мы тогда снимали, на стене висело радио в виде большой черной «тарелки», но это было не так. Нет, тарелка у нас была, но раньше и в другой квартире. А то, что я хочу оживить в памяти, происходило чуть позже и именно здесь.

Входная дверь комнаты, где мы жили, смотрела прямо на улицу, напротив был то ли парк, то ли тогда еще пустырь. Это я вспоминаю без прямой связи с тем, о чем хочу рассказать. Просто, оживляя в памяти несущественные детали, мне проще будет вспомнить и то важное, ради чего я все это пишу…

Да, мы жили там с мамой несколько лет и, помню, некоторое время с нами  жил только что демобилизовавшийся офицер-фронтовик, назовем его Иваном Нестеровичем.  Впрочем, кажется, именно так его и звали. Они с мамой жили, как муж и жена, хотя и не были расписаны. Мне было лет десять, наверное, а может быть восемь, или даже одиннадцать, комната, как я уже сказал, была одна, спал я, вроде бы, за какой-то ширмой…а впрочем, об этом вспоминать как раз не хочется…

Так вот о радио. Однажды Иван Нестерович принес домой небольшой в розовом пластмассовом корпусе радиоприемник, который назывался, по-моему, «Москва». Да -да, «Москва», там еще, я помню, была на панели настройки открытка с силуэтом Кремля. Розетки у нас тогда не было, из всей электрики была одна лишь лампочка, висевшая посреди комнаты над столом. А вот дальше  – я уже все помню отчетливо.  Вот я вижу как Иван Нестерович с помощью двух иголок пытается подключиться к скрученным проводам, на которых висит лампочка. Сперва он протыкает один провод, потом другой, его довольно сильно несколько раз бьет током, но он, поскольку по обыкновению выпивши, просто весело чертыхается и все же доводит дело до конца. К иголкам прикрепляются зачищенные концы проводов от приемника, щелчок и, о чудо! мы слышим голос Левитана, читающего последние новости…

С тех пор радиоприемник  получает свое постоянное место на столе, и я помню, как, приходя из школы (мама и Иван Нестерович приходили с работы позже), включал его и начинал вертеть ручку настройки, ища что-нибудь менее скучное, чем последние известия… 

Наконец в комнату бодро врывается: «Передаем легкую музыку, композитор  Цфасман…», я разворачиваю одеяло, в которое мама завернула кастрюлю с горячей картошкой, ем прямо из нее, а потом беру книгу и ложусь на стоящую рядом со столом «взрослую» кровать. Согласитесь – Фенимор Купер в сочетании с Цфасманом  и Соловьевым-Седым – это не так уж плохо.

Но однажды, придя из школы, я «поймал» другую музыку. Она была ни на что не похожа, я тут же лег, но уже без книги, и стал наслаждаться удивительной мелодией, звучащей из приемника. Я услышал ее не с самого начала, поэтому кто автор и как она называется, не знал. Помню только, что в груди как-то приятно защемило, и я хотел только одного, чтобы она подольше не кончалась. Я лежал с закрытыми глазами и воображал себе почему-то  берега Южной Америки, так как они выглядят на географической карте, где оранжевые горы и зеленые долины, но при этом слышал шум волн и какое-то журчание, напоминавшее по звучанию слово «ожерелье», какая-то мне мерещилась Аргентина, а быть может, Бразилия. Да-да там было что-то созвучное: ожерелье – де Жанейро…

Более пятидесяти лет прошло с тех пор, но несколько особенно волшебных нот той музыки я помню и сегодня. И что удивительно, за все эти годы я ни разу больше ее не слышал. И желание узнать, что это за музыка, кто ее сочинил, живет во мне, то разгораясь, то затухая,  до сих пор. Я напевал ее друзьям в институте, коллегам по работе, потом, уже в конце шестидесятых я спел ее музыкальному руководителю нашей команды КВН. Кстати, именно он мне сказал, что это похоже на один из танцев Брамса. Потом по прошествии еще лет двадцати я случайно оказался в доме, где была большая коллекция пластинок с записями музыкальной классики. Я рассказал о своей давней загадке, упомянул Брамса и мне тут же достали с полки пластинку-гигант со всеми его танцами. Моей музыки среди них не было…

Нет-нет, я не могу сказать, что думаю об этой музыкальной загадке непрерывно.  Но время от времени к слову, или просто так, желание узнать имя автора и послушать этот танец или, я не знаю, сюиту  вспыхивает во мне снова и снова.

А в последние годы, уже в так сказать более чем «зрелом» возрасте в этой моей истории с музыкой даже появилось что-то мистическое. Я вдруг начал бояться разрешения этой загадки: мне померещилось, что если я вдруг узнаю что это за музыка и кто  автор, то в моей душе что-то оборвется, какая-то одна из нитей, связывающих меня с жизнью. И что пока во мне звучит эта неизвестная райская мелодия, пока душа проявляет к ней интерес, я еще вполне юн и у меня еще все впереди.

Жаль я не знаю нот, а то бы записал их здесь в конце, вдруг кто-то из возможных читателей помог бы мне раскрыть эту тайну.

А, впрочем, мелодия там не только красивая, но и очень простая, давайте я ее все же попробую напеть…

Значит, там так: Там – тататАм – тататАм – тататАм, там – тататАм – тататАм – тататАм, там – тататАм – тататАм – тататАм, там – тататАм – тататАм – ТататАм…

Ну что, узнал кто-нибудь эту музыку?..

Хаит не пишет

Хаїт вже не напише :(

«Веселому, а значить, серйозному поету» – з таким підписом подарував мені свою останню книжку, – «Передостанню книгу» – Валерій Ісаакович Хаїт.

Вчора Валерій Хаїт доєднався до Небесного Всесвітнього Клубу Одеситів… 

Ми познайомилися 10 років тому під час мого першого виступу в Одесі, у театрі Перуцького.

У кафе-фоє перед виступом ми кавували з плеядою артистів та письменників-одеситів. До зали потихеньку заходили люди. Раптом хтось ледь не пошепки ахнув:

– Хаїт, прийшов Хаїт.

До нас чемно підійшла легенда. Він оглянув присутніх, іронічно (як я згодом зрозумів – дуже по-хаїтівськи) глянув з-під окулярів і процитував Блока:

«Там жили поэты, и каждый встречал
Друг друга надменной улыбкой».

– Напрасно, – гучно підхопився і підхопив я, зробив велику театральну паузу і подивився на присутніх.

Мені здалося, що не всі збагнули, що це перше слово наступного рядка вірша, і здивувалися моїй зухвалості.

Хаїт же здивувався моїй ерудиції та театральності паузи.

– Продовжуйте…

Коли я, здивувавши в першу чергу себе, додекламував блоківських поетів напам’ять, Хаїт зробив висновок:

– Отже, ви – Андрій Пермяков. Мені порадив на вас подивитися письменник та актор Олексій Баро Курилко Олексій Курилко, а на очі десь потрапляв ваш вірш у Делієва. Радий знайомству. Я – Хаїт. Давайте до зали, чекають люди.

Ми увійшли до театру Перуцького, і я почув, як по рядах пошепки передавалося:

– Хаїт, до нього прийшов сам Хаїт...

Як тільки я піднявся на сцену, в залі піднявся Хаїт.

– Андрію, я вас не знаю та ніколи вас не чув. Я дуже рідко кудись виходжу і відразу перепрошую: за годину я піду. Даруйте, але в мене немає більше часу. Я просто попереджаю, щоб ви не подумали, що мені не сподобалося і я взяв та й пішов. Потім, не дай Боже, хтось із присутніх скаже, що Хаїт пішов раніше, бо йому щось, як тут кажуть, не зайшло.

Уявіть, але я поглядав на годинник, щоб встигнути при Хаїті похизуватися всім різнобарв’ям своєї геніальної поетичної спадщини – від мого джазу до «точки джи».

За годину, дочекавшись паузи між віршами, Хаїт підняв руку з паличкою і прошепотів губами – і до мене, і до інших глядачів:

– Пам’ятаєте, я казав, що мені треба буде піти…

І тихенько вийшов.

Того ж вечора я попросився до нього у фейсбучні друзі, а наступного дня отримав повідомлення з номером телефону і підписом:

«Наберіть мене, будь ласка. Ваш В.Х.»

З першого дзвінка я запам’ятав майже рідне:

– Андрюша, дорогой, порадуй старика, зайди ко мне на Базарную.

Так почалася наша дружба.

Потім були книги, зустрічі, спілкування. Виступи в Будинку книги, в Домі актора в Києві, у Всесвітньому клубі одеситів з Хеленою Андрейчиковою.

Одна з моїх найцікавіших присвят – «Хаїт не пише».

Саме Хаїт сказав мені:

– Я чув, що тобі дорікають за альбомну лірику або віршики на дні народження. От хай самі спробують так написати! Ті, хто дорікає.

Саме Хаїт дав мені визначення, від якого я відштовхнувся до Віршоумена.

– Ох, яке чудове слово! Літератор! – сміявся він. – Літератор-актор… Ні, автор на сцені!

Він казав, що моя естрадність – це моя перевага і мій окремий шлях.

Коли я спитав поради:

– Як ви думаєте, чи варто нині писати схвальні відгуки на свою адресу на звороті книги? Чи просто якийсь незрозумілий малюнок ляпнути для привернення уваги?

– Дуже складно писати зрозуміло і бути незрозумілим… Андрюша, я тобі напишу...

– Та я не розраховував, я радився.

– Правильно радився. Я хочу написати:

«Поезія багатолика. Вона буває, зокрема, тихою та гучною. Андрій Пермяков – майстер звучної поезії. Читаючи свої вірші, він доповнює написане притаманним йому артистизмом та джазовими синкопами. Взагалі, джаз як символ свободи відіграє у поезії А. Пермякова велику роль, і це помітно не тільки в манері виконання, а й у сміливості образів та порівнянь. А гра слів і переходи різних мов настільки природні, що існують як єдине ціле».

Саме Хаїт, дізнавшись, що я подав своє перше оповідання на премію Бабеля, «тицьнув мене носом» у самого Бабеля:

– Рано про премії думати, треба спочатку виховати в собі «тиранію смаку».

Уявити складно, як тяжко було Хаїту останні роки: його біль за синами, за Бабелем, за його Одесою, за друзями, за тим, куди котиться світ…

Сьогодні, серед усіх можливих ярликів та епітетів, щодо Одеси та окремих одеситів і явищ – імперське, радянське, патріотичне, націоналістичне, єврейське, українське, болгарське, руське, грецьке, хтозна яке ще – Хаїт залишиться справжнім одеситом і світлою порядною людиною. І явищем в цей світ. 

Вчора він доєднався до Небесного Всесвітнього Клубу порядних та інтелігентних людей.

Напередодні мені наснився Хаїт – з тим самим добрим поглядом з-під окулярів. 

Цього разу Ви пішли від нас без попередження. 

Без пояснень. Дякую Вам, Валерій Ісаакович, за все. 

Так говорил Хаит...

«Буду плыть, пока живу,
Буду жить, пока плыву...»

Ах, дорогой Валерий Исаакович...  как же это тоскливо знать, что не увидеть больше этих Ваших с хитрецой смеющихся глаз... Не услышать: «Ну что, молодец Валерий Исаакович? Такое придумать и сделать?» 

И это не хвастовство. Это просто верное понимание, что он действительно молодец – такое придумать! И добиться воплощения придуманного! А придумывалось много… И до своей последней зимы он работал и придумывал. Счастье, что он успел осуществить свой проект «Семь книг Валерия Хаита», – мы можем продолжать общаться с ним через его книги. 

Он был легендарным капитаном Одесской команды КВН, и я думаю еще станет легендой Одессы. Ведь он не только шутник великий, его суть не только юмор, он еще и философ (почитайте его книги – стихи, рассказы, размышления о литературе и музыке, о войне и мироустройстве, о природе человека и общества, о Боге, о смерти и жизни после смерти). Даже на своих творческих встречах, он всегда находил моменты между шутками и смехом делиться своими мировоззренческими размышлениями. Мудрец, к которому можно было прийти с какой-то проблемой, пожаловаться, и получить дельный совет, да и просто поговорить по душам. С богатейшим жизненным опытом, он остался настоящим романтиком… может одни из немногих в наше циничное время. Его будет очень не хватать. А стихи Хаита можно читать и перечитывать... Мне лично они очень нравятся.

Читайте стихи Исааковича!
Читайте, читайте, люди,
Одесского романтика...
И счастье с вами пребудет. 

Тепла чуть больше в мире стало

Стихи

* * *

Есть у каждого в жизни причал.
Тот, который начало начал.

Пристань. Мокрые доски парома, 
Где всегда вспоминаешь: ты дома.

Где зеленое облако ив
Шепчет с детства знакомый мотив.

Где внушает прибой терпеливо 
Мысль о времени. Самом счастливом…

* * *

Какое чудо, что пришла весна 
И что полна сочувствия природа! 
Меня опять спасает время года, 
Как в незапамятные времена. 
Как в дни, когда моих сомнений груз 
Уравновешивало ожиданье счастья, 
Когда моя душа была во власти 
Земли и неба повседневных уз…

* * *

И вот случился день и час, 
Определилась дата, 
И весь накопленный запас 
Листвы и аромата
Земля внезапно отдала,
И это означало, 
Что просто-напросто тепла 
Чуть больше в мире стало.

Будущее

Когда впервые приземлится
В огне и в дыме звездоплан
И мы увидим стать и лица
Суровых инопланетян;
Когда, открыв друг другу двери,
Мы убедимся, что она –
Слепая сила недоверья
Меж нами встала как стена;
Когда, уразумев прекрасно
Законы речи и письма,
Мы обнаружим, что напрасны
Все ухищрения ума;
Когда, преодолев границы
Условностей и языка,
Мы вдруг поймем, что объясниться
Не легче, чем во все века;
Когда сознаемся мы с грустью,
Что чуда не произойдет, –
Спасительный язык искусства
На помощь вовремя придет!

(1968)

Начало марта

Еще зима чинит разбой,
Забыв, что силы на исходе,
И воробьи наперебой
Весь день судачат о погоде.

Еще бесцветны небеса,
Еще беспомощны побеги,
И полны птичьи голоса
Воспоминаньями о снеге.

Но в этой слабости земной,
Нов этой немощи небесной
Нет-нет да и пахнет весной,
Теплом и крепостью телесной.

А значит, ни к чему зиме
Такое проявлять старанье.
Вена у марта на уме
И явится по расписанью.

И пусть теряется рассвет
В морозном утреннем тумане –
Причин для беспокойства нет:
Кто-кто, природа не обманет!

(1971)

* * *

Ощупью иду к себе.
Пробую и возвращаюсь.
Горько сетую судьбе,
Что опять не получаюсь.

Что хочу? Зачем живу?
До сих пор еще не знаю.
По течению плыву,
А вокруг меня иная
Жизнь бросает якоря,
Смысл свой собственный находит,
Борется, течет не зря,
В праведных трудах проходит.

Ах, река моя, река –
Жизнь моя – мое мученье!
Пусть прекрасны берега,
Но прекраснее теченье.

Звезды неба надо мной,
Подо мною мгла и камни.
Ветер времени сквозной
Раздувает паруса мне.
Крутит, вертит, гонит, бьет,
Вслед швыряет грязь и тину,
То к излучине прижмет,
То выносит на стремнину.

С этим ветром не борясь,
В эти волны погружаясь,
Я легко смываю грязь
И уже не сомневаюсь:

Буду плыть, пока живу,
Буду жить, пока плыву.

(1981) 

Послание друзьям

(Вадиму Жуку,  Игорю Иртеньеву, Борису Литваку, Михаилу Мишину, Юрию Росту и...) 

Друзья мои! Пока мы живы, 
И чувства в нас пока не лживы, 
И эпидемия наживы 
Пока не смеет тронуть нас, –
На жизни неизвестном круге 
Давайте вспомним друг о друге 
Без шутовства и без натуги, 
А просто. Как в последний раз.

Вадим Семеныч несравненный, 
С душою вечно суверенной 
И статью – дай те Бог – не бренной 
Еще бы лет хотя бы сто, 
Воспомни обо мне, воспомни, 
Хвалу за что-нибудь воспой мне, 
Твое отсутствие восполнить 
Хотел бы – не сумел никто.

Блистательный Иртеньев Игорь, 
Твоих стихов прекрасным игом 
(Пускай они и с легким сдвигом!) 
Как гимназистка я пленен. 
Остановись в напрасном беге, 
Пусть бегают твои коллеги, 
А ты – ну как там? – в легкой неге 
Мой набери-ка телефон!

И ты, любитель песнопений, 
Ныряний вглубь и восхождений, 
Необязательности гений, 
Великолепный Юрий Рост, –
Пусть будут выси и глубины 
Тобой по-прежнему любимы, 
Но до чего ж необходимо 
Мне твой опять услышать тост!

И ты, прекрасный Миша Мишин, 
В какой такой московской нише 
Ты затаился, что не слышен 
Твой голос, твой живой привет? 
Не скучно ли быть знаменитым, 
Молодцеватым, деловитым? 
Не лучше ль встретиться с Хаитом 
И в день отъезда сдать билет?

А есть еще в Одессе Боря, 
Чей голос в этом славном хоре 
(Об этом я с любым поспорю!) 
Не затеряется теперь. 
Да и куда, друзья, нам деться, 
Когда в спортивной школе детской 
На ширину души одесской 
Для нас всегда открыта дверь?!

Касательно знакомых женщин, 
Которые друзья, – их меньше. 
Их две иль три. Но чистый жемчуг 
Расположенья их ко мне 
Бесценен, я скажу, бесценен, 
Сомненья я скажу без тени, 
Без женской, я скажу, без темы 
Жизнь полноценна не вполне.

Вот так, шагая жизни краем, 
Мы вновь однажды открываем, 
Что мы друзей не выбираем, 
Что выбирают нас друзья. 
И нам одна надежда светит: 
А вдруг нас кто-нибудь заметит 
Из тех, кто может фактом этим 
Вернуть нам счастье бытия...

Валерий Исаакович... Валерик... настоящий друг...

Более сорока лет дружбы и совместной творческой работы с моим мужем Георгием Голубенко. Он был свидетелем на нашей свадьбе. Когда в 2014 году не стало Гарика, Валера устраивал вечера его памяти. Его дружеская помощь для меня и моего сына Дениса была просто бесценна.

...Первая пьеса «Старые дома», написанная Георгием Голубенко, Леонидом Сущенко, Валерием Хаитом, с огромным успехом шла по всей нашей тогдашней стране и за рубежом.

Это Валера, слушавший его рассказы, настоял на том, чтобы Гарик записывал их и приносил в «Фонтан». Гарик считал, что Валера, обладавший тонким литературным вкусом, редактировал их филигранно. И потом Валерий заставил  Гарика издать книгу «Рыжий город или Новые одесские рассказы». И эта книга стала одной из визитных карточек Одессы.

...На колечке с ключами Валера носил две клеенчатые бирочки. «Это мои талисманчики из роддома, с датами рождения моих мальчиков Женьки и Славки», – говорил Валера.

Евгений внезапно ушел из жизни в начале прошлого года. Валера успел выпустить книгу в память о сыне...

Валерий Исаакович... Валерик... пусто без тебя... светлая тебе память....

Выпуск с участием Резо Габриадзе

Про передачу «Фонтан-клуб» + список доступных к просмотру выпусков

Жалею, что мы не дружили...

Я знала, что Валерий Исакович в больнице, и каждый день, звоня мужу в Одессу, спрашивала: «Как там Хаит?» – тягостное ощущение, что это конец, не отпускало. Я думала о нем постоянно. И сердце просто разрывалось от боли: сколько всего ему пришлось пережить в последнее время... 

А потом Хаита не стало. Мне хотелось обязательно что-то написать скорбное, непременно умное и значимое. Но умное и значимое не получалось, а скорбь звучала как-то пафосно.

Дело в том, что слава КВН-овской команды «Одесских джентельменов» и их капитана Валерия Хаита обошла меня стороной – я о них вообще ничего не знала (так уж сложилось). Впервые о Валерие Исаковиче услышала как о редакторе юмористического журнала «Фонтан» – это было двадцать лет назад, я только переехала жить в Одессу. 

К этому времени я уже достаточно поработала журналистом, в том числе и в правительственной газете, достаточно повидала больших и маленьких редакторов. Поэтому должностью Валерия Исаковича не впечатлилась, а когда кто-то в моем присутствие говорил о нем с придыханием, не понимала этого.

Но мой муж (Михаил Векслер) печатался в «Фонтане», поэтому Хаит стал чем-то вроде лейтмотива моей повседневности.

Прошёл, наверное, год (ужасно тяжелый) моей жизни в Одессе. И вот, однажды (впервые) позвонил Хаит. 

Мы долго говорили. А в конце разговора он взял на себя обязательства, от которых не отступил до конца своей жизни, хотя поменялось и время, и обстоятельства – он мог бы вполне отступиться, я поняла бы. Но – нет! 

А ещё, тогда же, он выполнил мою просьбу, ради чего перешагнул через свое чувство значимости и гордыню (это я не понимала, что Хаит – достояние Одессы, знаменитость, а он-то прекрасно это осознавал!).

Во время того разговора (это был наш секрет) Валерий Исакович впервые открылся мне как человек – человек сильный, мудрый, достойный. И сразу стал для меня стеной, за которой – в крайнем случае – можно спрятаться. И знаете, мне стало легче жить!

Прошёл, наверное, ещё год и мы, наконец-то, воочию встретились. 

Он очень много работал, и я очень много работала – мы были уж слишком занятыми. Возможно, поэтому и не стали друзьями – дружба требует мнооого времени! Но он по-прежнему оставался лейтмотивом в моей повседневности, незримо присутствуя в ней всегда. Да и меня, я уверена, он никогда не выпускал из поля зрения, пару моих интервью напечатал в журнале, дал интервью для моей книги. А однажды моя публикация вызвала в городе большой скандал. Валерий Исакович искренне переживал из-за этого, журил меня. А это, оказывается, так важно, когда в твоей жизни есть взрослый, мудрый, сильный, достойный человек, которому не безразлично, что с тобой происходит!

За двадцать лет моей жизни в Одессе с Валерием Исаковичем мы разговаривали и встречались всего несколько раз. Но, как не странно, он был мне родным человеком. Я им всегда гордилась – он столько всего делает для города, для своих авторов. Я им восхищалась – он настолько молод душой, настолько энергичен, у него столько творческих планов! Я очень дорожила им и его мнением: когда Валерий Исакович пришёл на мою выставку и сказал, что у меня свой почерк, что я узнаваема – я была на седьмом небе от счастья, словно получила титул Лучшего художника мира! А когда (уже во время войны) я рванула в Нью-Йорк, Валерий Исакович спрашивал обо мне, гордился мной, а однажды написал, что верит: у меня обязательно будет выставка и в Нью-Йорке! Я перебираю в памяти его слова, словно жемчуг, нанизываю их на нитку, боясь упустить что-то, забыть...

Если бы мы дружили – мы бы много общались, слов было бы, как песка на пляже, и они не имели бы никакой цены!

Но сейчас, когда Валерия Исаковича больше нет, я жалею, что мы не дружили.

Если бы мы дружили, я позвонила бы Юле, его жене, и мы бы вместе поплакали.

Если бы мы дружили, я позвонила бы Славику, его старшему сыну, и сказала бы, что моё сердце тоже истерзано и кровоточит, что я тоже страдаю: как жаль, что в конце жизни Валерию Исаковичу довелось увидеть и пережить столько ужасного! Я сказала бы, что страдаю от того, что он, Славик, не смог попрощаться с братом, отцом, что не смог обнять мать, когда она стояла у гроба...

Мне очень жаль. И себя тоже – теперь в моей жизни нет ещё одного родного мне человека.

Из книги «Дедушка танцует на балконе»

«Фонтан» это...

• 27 лет свежего юмора
• 324 номера, из них:
  • 203 бумажных
  • 121 электронный
• свыше 10 тысяч страниц (если считать по 32 страницы в номере)
• больше 150 опубликованных авторов
• множество книг, изданных на основе материалов журнала, среди них:
  • «Большой фонтан одесского юмора»
  • проект «Книги Марианны Гончаровой»
  • серия «Новый одесский юмор»

Обложка первого номера журнала «Фонтан» (октябрь 1997)

Скриншот сайта журнала «Фонтан» с последним номером под редакцией Валерия Хаита (ноябрь 2024)

Все электронные номера журнала «Фонтан»

На этом, увы, история «Фонтана» заканчивается… А может быть и нет… Валерий Хаит был главным и единственным редактором журнала. Но, кто знает, может однажды найдется последователь, который захочет продолжить работу над изданием с литературным юмором (если что, обращаться во Всесвітній клуб одеситів).

Номер подготовил Eugene S. Nasnaga

Фонтан светлых воспоминаний

Валерочка, дорогой, как же так! Мы же виделись в сентябре. Я читал стихи в Клубе одесситов, ты всё организовал. Корил меня, что был недолго. Юля была. Ты налил коньяк, отвезли меня к поезду. Ты говорил, что мы редко видимся, но, мол, всё равно мы давние и близкие друзья. Правда, мы дружим с 1970 года. Как-то потом, в конце девяностых, ты рассказывал о замечательной идее «Фонтана». 

И в этот раз, в сентябре прошлого года, тоже было спокойно, тепло. Ты говорил мудрое и смешливое. Казалось, что ещё много раз созвонимся и, конечно, увидимся. 

Ты всегда замечательный. А как много и талантливо ты сделал! 

О тебе будет долгая память!  Только тебя самого вдруг не стало. И, беда, больше не будет.

Юля, Слава, мои соболезнования! 

Да что толку, плачу! Не верится.

(Facebook, 2 февраля 2025)

Валерию Хаиту на память

Время потекло в крови назад,
Вымазано, не переодеться.
Снова ходим, опустив глаза,
Подпись на крови на верность сердца.

Мы читали в книгах – совесть, честь,
Строгое понятье благородства.
Жизнь несёт и ложь, и подлость, лесть.
Знаешь сам, умеешь побороться.

И уходят близкие друзья
Платой за измученную правду.
Видишь, что спасти уже нельзя,
Подлость, лесть готовятся к параду.

 
Наше с Валерой фото на моём юбилее во Львове